Нагнувшись, Лапрад обхватил огромную голову льва обеими руками:

– Лео, старый мой друг! Ты утешаешь меня, когда люди становятся мне противны. Только мы с тобой и остались во всей Вселенной, ты и я, два больших дикаря, человек и лев!

Зверь ответил ему тихим прерывистым рычанием, почти членораздельным.

– Полагаете, он вас понимает?

– Это сверхлев, мадемуазель! И чему только вас теперь учат в школах? Мой отец работал с Лэнгли в Торонто. Лео только родился, когда одиннадцать лет назад эти болваны-фундаменталисты сожгли лабораторию под тем предлогом, что там издеваются над божьими созданиями! Как будто им известны истинные замыслы Творца, как будто они проникли в тайну творения, эти жалкие недоноски, свято верящие во все, что написано в Библии, и еще больше – в темные легенды жестокого народа бронзового века, которые действительно божественны и недоступны их пониманию! Все сгорели: Лэнгли, мой отец, отец и мать Лео, его братья и сестры! Мне удалось спасти львенка, но я не мог спасти отца, погибшего сразу же от взрыва гранаты. Я тогда работал над диссертацией. Моя мать умерла спустя несколько дней. После того как повесили с полдюжины убийц – как всегда, далеко не главных! – я свалил оттуда, не пожелав оставаться на Земле. Год провел на Офире-два, а когда самой дальней планетой стала Эльдорадо, я переселился сюда вместе с Лео. Да будет вам известно, его ай-кью – восемьдесят пять! Чуть ниже, чем у среднего человека! Еще два поколения, и мы бы имели для освоения диких планет даже более умных помощников, чем бедный Лео! Вы представляете, что они сделали, эти сволочи? Он один, один из своего рода, достаточно разумный, чтобы это понимать, и недостаточно – чтобы с этим примириться. Согласились бы вы жить совсем одна, где-нибудь между миром богов и миром обезьян?

– Я… я не знала…

– О, простите меня, не могу говорить об этом спокойно. К тому же, возможно, есть еще надежда. Рамакришна на Бохаре-четыре возобновил работу, начатую Лэнгли и моим отцом. Возможно, когда-нибудь у Лео появится подруга. В нормальных условиях он должен прожить лет сорок. Ладно, съедим что-нибудь и выходим!

Часов в десять утра они вышли к болоту. Почва стала мягкой и липкой, сапоги глубоко погружались в нее, а когда их вытаскивали, издавали противное чавканье. Лео перепрыгивал с кочки на кочку, по-кошачьи отряхивая лапы. Дальше идти стало еще труднее. Между стволами болотных деревьев появились подернутые ряской озерца, их приходилось огибать. Тысячи насекомых набросились на путников, и Тераи остановился, приказав намазать лицо и все обнаженные части тела маслянистой пахучей жидкостью. Большинство «комаров» эта жидкость отпугивала, но другие, более настырные, жалили немилосердно, и вскоре Стелла почувствовала, как ее лицо опухает. Кроме того, начался зуд между пальцами рук. Лапрад философски пожал плечами: