– Вы учились? И что же изучали?

– Физику, как ни странно. Но отец не пожелал, чтобы я продолжала. В университете я, по его словам, общалась с людьми «не моего круга». То есть с теми, у кого было меньше пятидесяти миллионов долларов!

– Что ж, вы и сейчас общаетесь с такими же. Больше тридцати я не стою!

Она посмотрела на него в изумлении.

– На Земле у меня есть высокопоставленные друзья, которые выгодно вкладывают мои скромные заработки.

– И с таким состоянием вы продолжаете рисковать жизнью на этой богом забытой планете?

– Вы хотите уловить связь? Хорошо. Когда я прибыл на Эльдорадо, у меня не было ничего. Я нашел главное месторождение, то самое, которое разрабатывали горняки Порт-Металла, еще до того, как ММБ получило лицензию. Но когда эти акулы захватили монополию на рудные разработки, они предложили мне выбор: либо я уступаю им свои права, либо сохраняю независимость, но теряю всякую возможность сбывать продукцию своих рудников. Я, в свою очередь, поставил условие: либо они заплатят мне, сколько я запрошу, либо будут иметь дело с туземцами. В общем, я не прогадал. Я не создан для того, чтобы управлять крупным предприятием. По природе я одиночка. И, кроме того, мне претит командовать ближними.

– Что же вообще вас интересует?

– Поиски нового. И еще – исследования. У меня в лаборатории накопилось материалов на сотню статей о геологии Эльдорадо, но я опубликую их только тогда, когда ММБ уже не будет обладать монополией.

– Мне казалось, что на столь богатой планете они могли бы и не соглашаться на ваши условия.

Тераи пожал плечами:

– Эльдорадо действительно богато, дальше некуда. Однако нужно уметь находить самые рентабельные месторождения. Я сэкономил им четыре года разведки, а главное – обеспечил мир. Вы и сами знаете условия ограниченной лицензии: не более сорока тысяч человек и согласие туземцев. Но все это уводит нас в сторону от темы нашего разговора. Где именно вы изучали физику?

– В Чикагском университете, с две тысячи двести двадцать восьмого по две тысячи двести тридцатый год.

– А я – в Парижском, с две тысячи двести восемнадцатого по две тысячи двести двадцатый, потом в Торонто, с две тысячи двести двадцатого по две тысячи двести двадцать третий. Но я часто прилетал в Чикаго повидаться со стариной Маккензи. Скажите, там на кампусе по-прежнему водятся белки? В последний свой приезд я слышал, что какие-то идиоты хотели их перебить – якобы они могут быть бешеными…

– Теперь их еще больше, чем раньше!

– Тем лучше! Было бы жаль, если бы их уничтожили.

Он снова взял весло и начал мощно грести под ритм полинезийского напева.