– Это для нашего великого художника. Ему величие не позволяет самостоятельно добывать всякую хрень для своих художеств, – проворчал Кунрат, с грохотом опустил кадку на пол и устало потер поясницу. – Я что ему, носильщик?

Дисмас приподнял рогожу и отшатнулся:

– Господи! Откуда это? С бойни?

Кунрат утер лоб той же тряпицей, что утирались его товарищи.

– Художник договорился с цирюльником. А цирюльня у черта на рогах, на другом конце города! – пожаловался он и, хмыкнув, добавил: – Я немало крови пролил на своем веку, но еще ни разу не таскал ее ведрами, как какая-нибудь доярка. Скажи ему, пусть сам потом таскает, если вдруг мало покажется.

В прихожую вышел Дюрер.

– Господи, наконец-то! – сказал он. – Где тебя черти носят? Или ты по пути к шлюхам заглянул?

– Не заводи меня, маляр, а то будешь своей юшкой картинки малевать, – пригрозил Кунрат.

Дюрер заглянул в кадку:

– Я так и знал. Уже сворачивается. Чего стоишь? Живо неси ее на кухню!

– Я сам отнесу, – сказал Дисмас, опасаясь, что Кунрат не ровен час пустит Дюреру кровушку.

В прихожую втиснулись Нуткер и Ункс с огромными ведрами, до краев наполненными водой. Ландскнехты поставили ведра на пол и прислонились к стене, пыхтя и отдуваясь.

– Все, хрен с ним, – просипел Нуткер. – С меня хватит.

– Сразу видно, что ты никогда в жизни не занимался честным трудом, – сказал Дюрер.

– По-твоему, это честный труд?! – возмутился Кунрат.

Почувствовав, что назревает бунт, Дисмас ушел к себе и вернулся с золотым дукатом. Он вручил монету Кунрату и сказал:

– Ступайте промочите горло.

– Только тряпку отдайте! – потребовал Дюрер, осторожно взял за уголок насквозь промокшую тряпицу и ушел на кухню, бросив на ходу: – Ну, приступим.

– А на кой ему наш пот понадобился? – спросил Кунрат у Дисмаса.

Дисмас пожал плечами: