Вот он. Барахтается в песке, словно большое насекомое, цепляется руками и ногами за ползучую иллюзорную твердь, пытается если не удержаться, то хотя бы замедлить скольжение. Он уже не поднимает глаз. Он ничего не видит и не протягивает руки.

Она кричит его имя.

Звука нет. Здесь вообще нет никаких звуков — кроме оглушительного бурления сплошного пенного водопада в нескольких метрах ниже по уже почти вертикальному склону. Впервые за все время — секунду, полторы? — она смотрит вниз.

Песок обваливается под ее ногами двумя узкими ступеньками, и она летит вместе с ними вниз, взрыхляя телом уже почти вертикальную стену, и догоняет Тима, и вцепляется в него на лету. Совсем близко встречаются их глаза, на таком расстоянии ничего невозможно рассмотреть, его лицо плывет, двоится и снова сползается в один огромный единственный глаз. Ее мокрую многослойную одежду сминает сила и твердость его руки, стопорящей падение.

Они вместе. Они распластываются по песчаной стене, врастают в нее телами, намертво держа друг друга, не позволяя сорваться и упасть. Но все-таки съезжают вниз, потому что удержаться на ней, даже вдвоем — нельзя.

Тим что-то кричит; звука по-прежнему нет, одна только теплая волна, вибрация голоса. Ей, Рыси, этого достаточно. Она готова, она не хочет больше ничего от теперь уже окончательно иллюзорного мира. Но не разжимает рук.

И вдруг их резким, дергающим движением отрывает от мокрого шершавого песка, подбрасывает в воздух и снова швыряет во взрыхленную поверхность, уже не вертикальную, а просто наклонную, и угол спуска выравнивается на глазах, как будто от внезапного сквозняка захлопывается, возвращаясь на место, приотворенная створка. Рысь приподнимается на четвереньки, она плохо соображает, где теперь верх и где низ, она вся облеплена песком, он цепляется к ладоням, скрипит на зубах, не дает проморгаться, мгновенно просачиваясь в глаза. Приближается нарастающий шум, грозный, бурлящий — и раньше, чем Рыська успевает понять, ее рывком поднимает на ноги Тим, и тащит за собой, неразборчиво крича. Безвольно пропахав широкую борозду в песке, она утверждается на пружинящих ногах и вслед за ним срывается на бег.

Они бегут.

Бегут по искореженной ломтями поверхности мокрого песка, перелопаченного их же телами в недавнем и уже недостоверном падении, спотыкаются, вязнут, тянут друг друга, не размыкая рук — а по пятам катится, настигая, сплошная пенная стена моря, возвращающегося в прежние берега. Впереди, видит Рыська сквозь сплошные колючие слезы, маячат темные фигурки, мечутся, машут руками. Но ни один не бросается навстречу. А впрочем, в этом нет ни малейшего смысла. Очень мало кому удается найти смысл в общей с кем-то смерти.