Рассчитанная пауза.

— …и вашей жены.

В его словах крылась какая-то неправильность, системная ошибка, которую в другое время и при других обстоятельствах он, Такоси, без труда бы вычленил, сформулировал, предъявил и заставил пояснить. В его словах бесстыже и явственно сквозила откровенная, неприкрытая, демонстративная подлость, и в другое время, при других обстоятельствах…

Молчал. Ждал. Слушал.

(настоящее)

— Можно попробовать, — говорит Такоси.

Юми не смотрит на него. Она смотрит туда же, куда и все: вниз, в нагромождение камней и скал, между которыми в темной стеклянной зелени расползаются и возникают вновь причудливые пенные узоры. И колышется туда-сюда в маятниковом ритме человеческое тело. Труп.

— Это Стас.

Голос крупной девушки-студентки дрожит. Она подходит к самому краю обрыва и, подвернув щиколотку на подвижном камне, отшатывается назад. Остальные стоят кружком, не решаясь подступить ближе. Вторая студентка, две старушки, ролевые девушки в средневековых платьях, невысокая встрепанная женщина и она, Юми. Нет беременной и матери с детьми; это понятно и правильно. И только один мужчина. Такоси.

Он разматывает веревку. Делает петлю и закрепляет на треугольном выступе скалы. Дергает несколько раз, проверяя на прочность.

Среди его движений нет ни одного не выверенного, не отрепетированного хотя бы мысленно, не предназначенного исключительно для чужих глаз. Женских глаз, безжалостно уточняет Юми. Но главное даже не это. Теперь, когда больше нет писателя, нету других мужчин, ушедших туда, куда идти нельзя и откуда не может быть возврата, не пожелавших выслушать его, который знал, — Такоси должен был принять на себя главенство и ответственность в их тесном, съежившемся и слабом женском мирке, у него не осталось другого выхода. Он делает вид, будто так оно и есть, он сохраняет лицо — но Юми же чувствует. Он словно пуст изнутри. Набор необходимых движений и жестов, непроницаемая маска твердых черт. И пустота, ужасающая пустота.

На старой лохматой веревке на равных расстояниях навязано несколько узлов. Юми не знает, где Такоси ее взял.

Он сбрасывает веревку со скалы, натягивает на краю обрыва и спускает ногу на невидимый отсюда уступ. Перебирает обеими руками, спускаясь от узла к узлу. Пропадает из виду: по пояс, по плечи, совсем.

Женщина, похожая на встрепанную птичку, подходит ближе к краю, с любопытством вытягивает шею; в ее пристальном взгляде отражается, будто заснятая на камеру, траектория спуска Такоси. Она, Юми, остается на месте. И видит его позже, уже у подножия, в каменном месиве и хаотичных веерах брызг, с мокрой веревкой в руках. Такоси ступает на большой плоский камень, покрытый ядовито-зеленым растительным ковром, и поскальзывается, и делает несколько шагов, не выпуская веревки. Труп качается на волнах уже совсем рядом с ним. Зажав конец веревки в зубах, Такоси приседает на корточки и тянется всем телом вслед за вытянутой рукой, похожий на черную стрелку.