— Значит, для абсолютного большинства, это и соревнование, в том числе? Пусть не за власть и деньги, но за признание окружающих и самоценность. По поводу стремления стать богом, как я тебя понял, это из области совсем уж маловероятного, но тогда эта самая самоценность тоже будет зашкаливать до такой степени, что больше ничего уже и не нужно. И, получается, что Игра идет не только в предархаичных мирах, она — везде, все миры — это одна большая Игра. И в ней никто не хочет становиться проигравшим. Вот именно поэтому, те Игроки, которые не хотят или не могут лишиться безопасного и комфортного существования в стандартных мирах и рискнуть психикой, принципами, даже самой жизнью ради победы, и отправляют Агентов, чтобы помешать тем, кто на это способен. Ведь они были, обладающие Силой, среди тех, кто тебя готовил, убеждал в своей правоте, среди тех, кто отправил тебя сюда? Да, это очевидно, можешь не отвечать. Без Силы невозможно было бы определить и засечь все эти копирования, соотношения областей Информаториума с реальными координатами, само создание этого мира и начало Игры, — я замолчал, мне было безумно жалко эту доверчивую девушку, идеалистку, которую банально обманули, промыв мозги всей этой извращенной этикой. Этикой подлецов, сидящих у себя дома, защищенных обычаями и технологической мощью стандартного мира, но, при этом, не желающих проигрывать. Ханжи и бездельники, придумавшие сами себе комфортные правила Игры, и возложившие контроль за их исполнением на Агентов, молодых, доверчивых дурачков-идеалистов. Да это же самый настоящий фашизм. Я закрыл глаза и, как наяву, передо мной промелькнули увиденные когда-то давно, кадры кинохроники. Фюрер, принимающий парад гитлерюгенда229. Вера и обожание, застывшие на лицах юношей и девушек. Камера выхватывает эти лица, одно за другим, каждый раз новые и каждый раз одинаковые, одно, второе, третье, следующим я, вдруг, увидел лицо моей Анжелы. Нет!!! Какой ужас, вот он, идеал стандартного мира, к которому семимильными шагами движется и наша Земля. Фашизм230 — цивилизованный, безопасный, комфортный, но такой же подлый и мерзкий.

— …но они же играют честно, а не как те, кто здесь, Игроки, — я услышал только окончание фразы, Анжела говорила что-то еще, пока я был занят своими мыслями, воспоминаниями и фантазиями, но это было уже не важно, мне все было понятно.

— Конечно, честно! Можно четыре года или даже всю жизнь готовиться к Олимпиаде, изнурять себя ежедневными тренировками, режимом, диетами, отдавать все, саму возможность просто нормально жить, за шанс победить. Но это же тяжело и сложно, да так и надорваться недолго! А можно же сделать проще. Подставить подножку сопернику на финальной стометровке. Это же будет честно? А, нет, нельзя, могут дисквалифицировать, будет обидно. Лучше сделать это чужими руками. Руками доверчивых идеалистов или проплаченных меркантилистов, без разницы. Например, устранить соперников, организовав допинг-скандал, устроив шумиху в прессе, и дисквалифицировать потенциальных победителей оптом, так дешевле и выгоднее. Или отправить сотню-две облапошенных дурачков в предархаичный мир, пусть там делают подножки Игрокам, пусть рискуют жизнями ради победы неспешно развивающих свою Силу в комфорте и безопасности. Да уж, конечно, все честно! — высказав все это, я испугался. А не переборщил ли? Взглянув на Анжелу, я, к своему удивлению, увидел, что она абсолютно спокойна. Казалось, что мои слова ее никак не тронули, хотя они были обращены именно к ней и касались именно ее.