Марика сжала губы и помотала головой.

— Я уже пыталась остаться тут. Я не могу. Мне здесь… тесно.

— Тебе везде будет тесно, Моар, — тихо сказала Кейза и прикрыла глаза. — Пока ты не поймешь, в чем смысл.

— Смысл чего?

Но Кейза уже спала.

На рассвете Марика бесшумно поднялась, взяла с пола брошенную котомку — и выскользнула в жемчужный утренний сумрак.

* * *

Лес изменился за прошедшие годы — но скалы были все теми же, и Марика легко вспомнила дорогу, поднимаясь все выше и выше. Она шла куда быстрее, чем они с Китом в детстве, и за день пути добралась почти до того места, где он чуть не сорвался в пропасть. Остановилась на берегу ручья, где тот вырыл себе глубокое ущелье между скал, нарезала лапника, как учила когда-то давно Дора, развела костер. Окружила себя несколькими заклинаниями — конечно, не такими хорошими, как…

Она глубоко вздохнула и опустила руку. Размотала смоченный бальзамом бинт, посмотрела на ладони. Как обычно, на черной коже проступило несколько красных капель.

— Ничего, — пробормотала Марика тихо. — Теперь, во всяком случае, я ими уже никого не испугаю, — и не стала снова бинтовать руки.

Она спала хорошо, крепко, без снов — большая удача в последнее время — и с первыми лучами солнца отправилась в путь. Оно только успело выглянуть из-за вершин, взбрызнув искрами света снег, который попадался все чаще, когда Марика дошла до памятного обрыва. Глянула направо, прикрывая глаза от яркого света.

На том берегу ручья стоял Олень.

Он величественно повернул голову, глядя на Марику теплыми карими глазами, и медленно переступил длинными ногами.

Она задрожала всем телом. Что-то оборвалось внутри, сдвинулся камень, сдерживающий бушующий поток — и Марика упала на колени, сотрясаясь от рыданий.

— Прости меня, — прошептала она. — Прости меня, пожалуйста.

Олень долго смотрел на нее, а затем качнул головой, и солнце вспыхнуло между огромными рогами ослепительной белой Короной.