– Да, мэм, – произнес мужчина.
В их английском слышался какой-то легкий выговор, возможно, американский.
– Они находились со мной в физическом контакте, – объяснила я. – Глаза у них были открыты, и я не исчезла из их кратковременной памяти. Люди забывают лишь тогда, когда заканчивается разговор. Вы тоже забудете этот момент, хотя у вас и останутся записи.
Она медленно кивнула. Вопросы за вопросами, и ни один из них не представлялся точным. Мы стояли минуту, затем две. Теперь две минуты превращаются в три, затем в четыре, и я понимаю, что Байрон считает. Она медленно считает с шестидесяти до одного, а потом снова так же, используя ритм чисел для упорядочения своих мыслей, для подавления шквала гипотез, всех этих «вероятно» и «может быть», невозможного и допустимого, доказанного и необъяснимого, сводя мысли в точку лишь к данному моменту и тому, что должно произойти. От понимания этого у меня в глотке вспыхнул смешок, который я успела подавить, прежде чем он вырвался, и мы продолжали ждать.
Шестьдесят и еще шестьдесят. Затем, как будто время – ничто, как будто ветер не дул, и настоящее не сделалось прошлым, она подняла на меня взгляд и незатейливо спросила:
– Если я попрошу вас отправиться со мной, вы согласитесь?
– Наверное, нет.
– Я не причиню вам зла.
– Вы можете и не вспомнить этого своего обещания.
– Прошу вас, поедемте со мной.
– Нет. Рано или поздно вам захочется спать, а когда вы уснете, вы все забудете.
– Я запомнила наши разговоры в онлайне.
– Я оставляю запоминающиеся свидетельства. Вы запомните чтение написанных мною слов – исчезают лишь мое лицо и мои действия.
– Значит, я забуду этот разговор, но если вы его расшифруете и перешлете мне электронной почтой, я его запомню?
– Вы запомните расшифровку – это разные вещи.
– Вам нужны процедуры.
– Да.
– Тогда, как вы говорите, у вас два варианта: или отправиться к Филипе и позволить ей стереть вашу душу, или остаться со мной.
Моря размывали сушу. Вулканы вздымались из центра земли, расплавленный базальт превращался в камень, оседал пепел, мир вращался. Луна прибывала и убывала, прибывала и убывала, замедлялась на своей орбите и уплывала в космос. Солнце расширялось и краснело, могилы усопших превращались в ископаемые окаменелости.
– Есть хочется, – ответила я. – Вы случайно не знаете, здесь где-нибудь продают сандвичи?