– Гоген говорил, что хотел на вас жениться, – наконец сказала я, стараясь перекрыть шум ветра.

– Он так и не сделал мне предложение, – улыбнулась она.

– Но собирался?

– Он так и не сделал мне предложение, – повторила она.

Мы все шли, и ее домик пропадал где-то вдали.

– Вы собираетесь бежать? – спросила я.

– Бежать? С острова Льюис, да еще когда Джон вот-вот нагрянет? Думаю, я могла бы убежать. Может, что-то и нужно делать. Хотя сомневаюсь. Прибежище – это та же тюрьма, только иными словами.

– И давно вы тут живете?

– Около трех лет.

– А как вы за все расплачивались? За оборудование, за экспертов, за паспорта, за…

– Я воровала, – незатейливо объяснила она. – Это было необходимо.

Мы зашагали дальше.

Море рухнуло к подножию утеса, внизу громоздились чайки. Волны бились о берег, по небу неслись тучи, спеша на неведомую встречу. Шуршала высокая трава, а маленькие камешки со стуком сталкивались друг с другом под порывами ветра, все вокруг наполнялось азбукой Морзе рвущихся и соединяющихся течений: бум-бум ухало море, бам-бам отзывалась земля, ух-ух вторило небо, а мы, крохотные фигурки в необъятном и безбрежном мире, все шли и шли.

Мы шли.

И на мгновение я стала небом.

Стала морем.

Стала травой, гнущейся под напором ветра.

Стала холодом.

Стала Байрон, шедшей рядом со мной, а она остановилась, повернулась лицом к океану, потом подняла голову вверх, закрыла глаза, пока дождь хлестал ее по лицу, глубоко втянула воздух носом и сосчитала от десяти до одного.

Я глядела, как она считала, и услышала, как она сказала, не открывая глаз: