– Вы как-то сказали, что завидуете мне.
– Завидую. Вы можете исчезнуть без следа и избежать неприятных встреч вроде этой.
– А если лично? Вы завидуете мне лично?
Она замялась, покусывая нижнюю губу и осторожно вертя в руках кружку с чаем. Затем произнесла:
– Да. В каком-то смысле. Полагаю, ваша особенность делает вас свободной от определенных действий. Вы не можете планировать – нет, планировать-то вы можете – но не можете… скажем так, переживать и мучиться по поводу будущего, потому что у вас его нет. Это слишком жестко? Это несправедливо?
Я пожала плечами: справедливо или нет, правда или ложь – давайте дальше.
– Вы также не можете погрязнуть и раскаяться в ошибках прошлого, потому что единственный, кто об этих ошибках знает, – это вы. Те, кому вы причинили боль, чью жизнь сломали, – те, кто жаждал бы мести или искал справедливости, – они вас забыли. С чисто фактической точки зрения вы причинили зло, но с эмоциональной вы – пустое место. Для них ваши действия являются ударом молнии, разгулом стихии или некой случайностью, не человеческим умыслом и не зловещим плодом ума с целью навредить им.
Я совершаю преступление, и лишь я помню свою вину.
– Вы пользуетесь своего рода свободой, – продолжала она. – Вы свободны от глаз мира, свободны от неких страданий. Вам в каком-то смысле можно позавидовать.
Недолгое молчание.
Я спросила:
– Это тяжело? По-вашему, это тяжело?
– Что именно?
– Держать ответ перед собой.
– Нет, – ответила она, тихо, как шум далекого моря, и твердо, как камень. – Больше нет.
– То, что вы сделали…