– Я могу пустить в отсек усыпляющий газ, – прорычал Рутилий.

– А потом? Сколько времени вы будете поддерживать их сон? Закроете их в клетках, разлучите матерей с детьми?

– Она права, – вмешался Аттик. – Мы не можем совершить ничего подобного. Но мы и без того не испытываем недостатка в мерах воздействия. Надеюсь, благородная Плавтина, вы это понимаете.

– Вы угрожали им тем, что отыграетесь на их потомках. Прекрасная идея, поистине достойная и доблестная!

– Вы ошибаетесь, об угрозе тут и речи не идет. Нам достаточно просто не вмешиваться. Ничто не обязывает нас поддерживать определенный уровень разумности у людопсов, и уж точно не Узы.

– Тогда вы сами себя приговорите.

– Плавтина говорит правду, – вздохнул Отон. – Однако наши временные масштабы несравнимы с теми, в которых существуют Фотида и Эврибиад. Они проживут еще несколько десятков лет. А перед нами – века. Они успеют передумать.

– Вы идете на риск. Ведь вы больше не сможете сражаться с врагами.

– Это верно, – ответил он легкомысленным тоном. – Но в этом деле мы не пойдем на компромиссы.

– Вы настолько боитесь потерять власть над Кораблем?

– Да, и мне не стыдно это признавать. Аттик сделал то, что было нужно. Теперь они знают, что связаны со мной, и знают, что у них долг передо мной. И я не могу действовать иначе: освободить людопсов – значит нарушить Узы и подвергнуть опасности Человека.

Это было правдой. Она чувствовала это в глубине души. Узы в ее разуме начинали беспокоиться при этой мысли. Тех, кто не желал верить убеждениям, истина Уз силой приводила к правильному решению. Плавтина прочертила в голове причинно-следственную цепочку. Новая раса, очень похожая на Человека, в его жизненном пространстве – это все равно, что приговор. Однако другая часть ее самой считала, что Плавтина все сделала правильно.

– Я желаю Его возвращения. И сделаю все, что в моих силах, чтобы его приблизить. Но сейчас Его нет среди нас. А вот людопсы живут здесь и сейчас, Отон. Я провела с ними немало времени – с их семьями, со щенками. Разве вы к ним ничего не чувствуете? Они вам безразличны?

Все трое переглянулись. Аттик, казалось, нервничал; остальные не дрогнули.

– Конечно же, – ответил Отон, нарочито смягчив тон. – Ведь мы их создали. Мы их не оставим. Но то, что вы говорите… Это значило бы проигнорировать будущую угрозу по той единственной причине, что она еще себя не явила.

– Узы, – возразила Плавтина, – не запрещают нам ничего, что не шло бы против чести и добродетели.

– Все гораздо сложнее.

– Вовсе нет.

Воцарилось неловкое молчание. Им не удавалось друг друга понять.