Дайрин стояла чуть позади Мудрой. Ингварн за прошедшие годы обучила ее заменять утраченное зрение другими чувствами, так что ее пальцы были как десять глаз, а ноздри и уши улавливали запахи и звуки, недоступные обычному человеку. Но в такие минуты, как эта, ей было до слез жаль утраты, и капли слез тихо катились по ее щекам. Ингварн дала ей многое. И все же Дайрин не стала своей в Рэнноке, и одиночество часто тяготило ее, как тяжелый, неудобный плащ. Сейчас же девочка почувствовала, что Ингварн задумала что-то переменить. На то, что перемена подарит ей возможность видеть, как все… нет, на это она не надеялась.

Она ясно слышала пение Мудрой. Запах горящих трав наполнял ноздри, время от времени заставляя хватать воздух ртом. Потом прозвучал приказ – не словами и не легким прикосновением к руке или плечу. Он ворвался прямо в сознание, и Дайрин шагнула вперед, распластав десять пальцев по вздрагивающей поверхности каменной плиты. Она была теплой, почти обжигающей и пульсировала, билась в одном ритме с ее сердцем. И все же Дайрин не сошла с места, между тем как пение Мудрой отдалилось от нее, как будто девочку уносило куда-то от приемной матери.

Затем она ощутила внутренний ток от поверхности под руками – тепло от нее расходилось по ладоням к локтям и плечам. Все слабее звучали мольбы, которые возносила за нее Ингварн, обращаясь к чуждым, полузабытым Силам.

Понемногу тепло пропало. И Дайрин никогда не могла сказать, сколько она простояла так, сливаясь с гладкой поверхностью. Только что в конце концов руки ее упали, отяжелев, и не было сил поднять их снова.

– Что свершилось – свершилось, – утомленно прозвучал голос Ингварн. Очевидно, она устала не меньше девочки. – Я отдала все, что имела, тебе в Дар. Ты и впредь будешь слепа в глазах людей, но тебе дано другое зрение, доступное немногим. Используй его на благо, дочь моя.

После того дня разошлась весть, что Дайрин наделена странным Даром «видеть» руками. Взяв в руки любую вещь, она могла рассказать о ее создателе и определить, когда и как она была сделана. Обрывок шерсти, вложенный ей в пальцы пастухом, позволял определить, куда забрела тощая горная овечка из его стада.

Только одного она не бралась предсказывать, потому что набрела на эту тайну лишь по случаю. Однажды на пляске осеннего урожая Дайрин взяла за руку малышку Хульду. И тут же выпустила детские пальчики, расплакалась и бросилась к дому Ингварн, спряталась там от всех. Месяц спустя Хульда умерла от лихорадки. С той поры девочка остерегалась прибегать к своему новому зрению, а если бралась предсказывать, видно было, как мучит ее страх.