Туман смыкался, капли росы стекали с наличника шлема и маслянисто блестели на кольчуге, склеивали иголочками густую зимнюю шерсть Фаллона.

И вот…

Движение!

Фаллон вскинул голову, тонко, испуганно заржал. В тот же миг я развернулась, как от удара.

Из тумана показался вырвавшийся на волю ужас. Он был всадником, как и я, только в тумане казался много выше ростом. Но конь его был не из плоти и крови – конский остов скрепляли лишь высохшие гнилые жилы. И то, что восседало на конском хребте, тоже давно умерло и все же обладало ужасным подобием жизни.

Мой страх, мой гнев – вот что вызвало его и питало его силы. Но он был настоящим – я знала это так же верно, как если бы тронула ладонью его протянутую руку. Фаллон выкатывал глаза – и его ужас тоже питал это создание. Ужас влачился за ним плащом, теснил душу.

Фаллон с криком поднялся на дыбы. И конский остов ответил ему, разинув пасть. Я боролась с обезумевшим конем и радовалась, что есть чем заняться, потому что это помогло отразить насланный призраком удар страха.

Я повысила голос и выкрикнула, как боевой клич, несколько Слов. Но ни всадник, ни его конь не дрогнули. Я собрала волю, приказав ей подчинить чувства. Это существо питалось страхом и отчаянием, значит я должна крепко зажать в себе то и другое, лишить его пищи…

Фаллон был весь в пене, запах его пота заполнил узкую расщелину. Но моя воля подчинила коня, заставила стоять смирно. Он больше не кричал, только в горле его звучал почти человеческий стон, подобный предсмертному стону раненого.

Эта тварь вылеплена из страха, значит без страха… Я превратила себя в бастион твердости и снова произнесла Слова обороны. Но теперь я не кричала – смирила голос, как прежде смиряла Фаллона.

Тварь была уже на расстоянии вытянутой руки, вонь залепила ноздри, меня обжигал огонь из пустых глазниц черепа. И… она растаяла во мгле. Фаллон еще раз застонал человеческим голосом, его пробрала дрожь. Я подтолкнула его коленями, и конь шаг за шагом погрузился в клубы тумана.

Пока мне было довольно, что ужас пропал. Я смутно надеялась, что слухи о подобных созданиях не лгут, что они навсегда привязаны к тому или иному месту, где их породила когда-то необузданная сила чувств.

Продвигаясь вдоль ручейка, я услышала звук – не спереди, а позади. Сперва шум был слабым, но нарастал, за спиной стучали подковы – такой частой дробью, что мне пришла мысль о безрассудстве наездника, несущегося вскачь по каменистой дороге. Слышала я и перекликающиеся в тумане голоса, но смысла не разбирала – туман глушил и рвал слова. Все же у меня сложилось впечатление, что за мной по пятам несется охота. Перед глазами вставал странный образ припавшего к спине взбесившейся лошади наездника и подстегивавшего его невидимого ужаса за спиной.