Большие серебристые мотыльки закружились между каменными свечами, словно ткали какую-то невидимую ткань, плетя заклинания. Улли робко протянул руку, и один мотылек покинул рой, бесстрашно опустился ему на ладонь, замахал присыпанными светящейся звездной пылью крылышками. Он был так легок! Улли бы и не почувствовал его веса, если бы не видел. Потом мотылек снова поднялся в воздух.

Улли утер лоб ладонью, смахнул упавшую прядь, и тут…

Мотыльки пропали, у каждой колонны стояла женщина. Все они были маленькими и хрупкими, не выше ребенка, но тела их были женскими, окутанными только плащами длинных волос. Их нагие тела задвигались с таким изяществом, что Улли понял: он впервые видит подлинную красоту. Женщины не смотрели на него, а переступали босыми ногами, то скрываясь за колоннами, то появляясь, обвивая их чарами танца, как раньше – мотыльки. Временами они останавливались, двумя руками собирали длинные волосы, встряхивали ими. И тогда Улли казалось, что крошечные золотые искорки разлетаются от поляны – хотя Улли не провожал их глазами, боясь оторвать взгляд.

Женщины не сказали ни слова, но он понял, чего от него ждут, и снова засвистал свою долинную песню. Должно быть, он уснул и видел сон или выпал из катившейся под кручу тележки и ударился головой, отчего ему и привиделось такое. Но, сон или бред, он хотел длить его как можно дольше. Это было… счастье, какого ему в жизни не выпадало.

Наконец танец их стал замедляться, и вот женщины остановились, касаясь одной ладонью колонны возле себя. А потом пропали, и только мотыльки порхали в засветившемся небе.

Все тело ныло от усталости, губы и рот пересохли, на Улли разом навалилось изнеможение. И все же он горестно вскрикнул, когда чудо кончилось.

Что-то шевельнулось у колонны, стоявшей прямо перед ним, кто-то шагнул от нее в бледном свете зари. Женщина остановилась перед ним и встряхнула волосами, собранными на высоте плеч. Встряхнула раз, другой, третий. Сейчас Улли не увидел мерцающих искорок. Нет, его словно ударил в лицо ледяной ветер, сбил с тележки, и от удара головой все померкло.

Он не знал, скоро ли попытался сдвинуться с места. Наконец забился, приподнялся на локтях. Надо ползти… он изогнулся, напрягся…

Улли, колченогий горбун Улли, не умевший ни шагу ступить, ни разогнуть спину… Он стал прямым!

Прямым, как Стивен, как Мэтт! Если это сон…

Он выгнулся, поискал взглядом женщину, чтобы забросать ее вопросами, поблагодарить… он сам не знал, что еще. Но у колонны никого не было. Едва осмеливаясь поверить, что он стал прямым, паренек пополз к подножию колонны и почувствовал, что с каждым движением его наполняют силы. Держась за камень, он сумел подняться, встал на ноги!