В Высшем Холлаке много долин, есть среди них и такие, что забыты всеми, за исключением тех, кто живет в них.

Шла Великая война с пришельцами из-за океана, лорды долин и воины сражались, сдавались, добивались побед и терпели поражения, но оставались еще кое-где дремотные местечки, не замеченные воюющими. Жизнь там шла своим чередом, жители радовались покою, и пусть мир вокруг бушует, как ему вздумается.

В таком уголке и лежала Гребнева Чаща – кучка домов и ферм, не заслуживающая названия села, данного ему местными.

Кругом стояли такие высокие хребты, что заглядывали за них только дикие пастухи предгорий, и мало кто слушал их рассказы об увиденном. К тому же те нагорья пользовались дурной славой по легендам о давних временах, когда люди впервые пробивались далеко на запад и на север. Потому что не люди первыми заселили эти места, и хотя древнейшие обитатели удобства ради принимали иногда человеческий облик, но настоящее их обличье, говорят, лучше было не видеть при свете дня.

Прежние теперь нашли убежище за горами, но случалось им возвращаться – как паломникам. Жители долин не зря отмечали праздничные дни – а порой и ночи – приношениями, оставленными у особых скал и камней, с которых ветер и дожди еще не стерли удивительных знаков. Никто из живущих не помнил, кому и зачем приносятся эти дары, зато все знали, что дарителю сопутствует удача.

Впрочем, жители Гребневой Чащи были довольны своим жребием. Поля приносили богатый урожай, между ними вилась неглубокая речка. Садовые деревья щедро оделяли их плодами, а в перелесках хватало орехов – тоже добавка к столу. На взгорьях мирно паслись жирные бараны, скот спускался к реке на водопой и снова уходил на пастбище.

Весной люди сеяли, в начале осени собирали урожай, а зимой теснились к домашнему очагу.

И часто повторяли друг другу: чего еще желать от жизни?

Были они такими же сытыми, как их скотина, и порой такими же тугодумными. И беды у них случались редко, ведь даже владетель Фартердейла, которому они клялись в верности, годами не присылал своих людей за данью. Да он, по слухам, и погиб уже где-то в дальних краях.

Самые предусмотрительные откладывали про запас сукно и холстину, хорошенько пересыпав их душистыми травами, – до срока, когда снова заявятся сборщики дани. Но по большей части они пряли лен и шерсть, ткали из них плотную ткань для своих собственных спин, сами ели свою говядину и баранину, пили эль из своего ячменя, вино из своих фруктов и верили, что чужие беды не коснутся их, так надежно укрытых горами.

Но был среди них один, кому жизнь казалась не так уж хороша, потому что ему в ней было тесно. Улли не был ни младшим, ни самым малорослым из деревенских мальчишек – он был… другим. И порой до боли хотел стать таким, как все.