Лазарь Митрофанович попросил коменданта не мешать беседе и удалиться, а сам разместился за столом. Но когда появился военнопленный, он слегка привстал, пристально в него всмотрелся и спросил:
— Никифор, ты что ли?
Военнопленный поднял голову, скользнул по Иванову взглядом и, отвернувшись в сторону стены, ответил:
— Красноармеец Никифор Саблин, 25-кавалерийский полк 15-й Донской казачьей дивизии.
— Это же я, Лазарь, — Иванов нахмурился и снова присел: — Не узнал?
— Узнал, — Саблин по-прежнему смотрел на стену.
— Присаживайся, брат, погутарим.
— Не об чем мне с тобой гутарить. Не брат ты мне.
— Отчего же? — от сдерживаемых гневных чувств лицо Иванова слегка побагровело.
— Шкура ты… Родину продал…
— Смотрю, хорошо тебя комиссары обработали, Никифор. Забыл, как мы большевиков вместе рубали? Помнишь восемнадцатый год?
— Что было, то прошло. Я за свои ошибки молодости ответил и кровью за них заплатил. Сначала в Польше, когда ляхов рубал, а потом в тюрьме.
— И все-таки присядь, Никифор, — Лазарь Митрофанович скривился, словно съел кислятину. — Ты от родства нашего отрекаешься, а я нет.
Молча, Саблин покачал головой, и Лазарь Митрофанович кивнул мне, мол, помоги красноармейцу. Я все понял правильно, отлепился от теплой печи, приблизился к Саблину и слегка подтолкнул его к столу. Он едва не упал, зыркнул на меня злым взглядом и все-таки присел на табурет.
— Есть хочешь? — поинтересовался у него Иванов.
— Харчами купить собираешься? — огрызнулся Саблин. — Не выйдет.
— Перестань, — Лазарь Митрофанович слегка ударил ладонью по столу. — Не ершись, не надо. Хорунжий, мечи на стол, что есть.
Продукты у нас были, свежий хлеб, консервы, сало и колбаса. Я наготавливать не стал, порубал шматками колбасу и сало, порезал хлеб и вывалил все это на большое блюдо, а затем снял с печи чайник и налил в жестяную кружку кипятка. Заварка и сахарин нашлись в запасах коменданта. Этого пока хватит.
Саблин посмотрел на продуктовое изобилие, сглотнул голодную слюну и опустил голову. Сильный человек — решил ничего не брать у "врагов", уперся и не отступает, хотя заметно, что давно уже голодает и находится на грани. Еще немного и помрет.
— Чего не ешь? — Иванов вопросительно кивнул родственнику.