Он спокойно вздыхает, и все прожитые им годы наполняют этот вздох.

– Как же быстро они забыли, что Тий бы пал, если бы не я. Это моя сила спасла их всех.

Я пытаюсь представить его таким, каким он однажды был – всего лишь мужчина, который защищает свою родину.

– Вы поглотили своего фамильяра, чтобы стать сильнее и победить Бездушного.

– И все равно мира невозможно было достичь. Каждое королевство настаивало на своих правах, своих жалких обидах, своих требованиях власти. – Он качает головой, а когда снова начинает говорить, в его голосе нет ни злости, ни сожаления. Он звучит уверенно. – Я сделал то, что было необходимо, как и буду делать всегда.

В каком-то нездоровом смысле я его понимаю. Он пожертвовал всем, даже своей человечностью, чтобы на Тии наступил мир, а государства не выразили ни капли благодарности в ответ. Однако теперь он хочет стереть их всех с лица земли. Это не выход из ситуации.

– Бездушный отравляет вас. Вы ведь знаете это, не так ли? Его магия губит вас так же, как погубила его.

Он отводит взгляд – лишь на миг, но достаточно, чтобы я поняла: он прекрасно знает, что магия Бездушного с ним делает. Однако это, кажется, не имеет значения. Он избрал свой путь. Если когда-то он и обладал благородством, это было задолго до того, как магия извратила его разум.

Я медленно перемещаю вес на мою раненую ногу, проверяя свои силы. Она не болит так сильно, как должна болеть, не знаю, благодаря ли мази или магии, циркулирующей по моему телу.

– Как вы собираетесь взять Мертвый Лес под свой контроль?

– Я найду способ, как находил и всегда. Однако если ничего не найдется, что ж, полагаю, это конец, который Тий заслуживает. – За его спиной паучья тень разрастается все больше. – Веришь или нет, я и впрямь надеялся, что ты окажешься целителем душ.

Его голова дергается, склоняясь набок, а его тело вытягивается и искривляется. Я в ужасе отступаю назад при виде того, как его тело неестественно набухает. Одежда на нем рвется и обнажает шишкообразные конечности, оставшиеся от тела белого пряльщика. Шесть громадных ног, покрытых мелкими белыми волосками, высовываются из тела паука. Верхняя часть его тела остается в человеческой форме, торс становится переходным пунктом, чем-то средним между человеком и пауком, покрытый частично панцирем и частично кожей. Он отбрасывает остатки своей туники. Морщинки собираются у него на лбу – очевидно, превращение дается ему больно.

Я делаю шаг влево. Его чудовищное тело наступает вперед. Оранжерея большая, но в ней ничего нет. Ничего между мной и существом, в которое превратился Ронин.