— А зачем нам питаться всякой падалью и трупятиной, когда такой свежачок рядом простаивает?

Разумно. Две здоровые кошатины, как по команде, вожделенно и плотоядно уставились на Малючкова, и вторая волна холода начала двигаться в обратном направлении — от переносицы к пяткам. Там, где волны встретились, начался ступор.

Обнажив зубы, острые, как наточенные ножи, коты обошли блюдце и стали двигаться на живое. Чем ближе они подходили, тем огромней становились, тем бешеней билось сердце и активнее кошки скреблись на душе. Коты болтали, как люди и хотели съесть живого человека — советского милиционера, и это еще куда ни шло: хищники-мутанты, обученные русскому речи и посланные врагами правопорядка. А вот с тенью все обстояло гораздо хуже. Ее ведь так и не было! Вот тень от виселицы, вот слегка шевелится тень от висельника, даже от мерзкого блюдца, и то видна. А коты, живущие без тени как в… Сказке о потерянной тени? Нет, это что-то другое. Он когда-то читал о тех, кто живет без тени, но не мог вспомнить, о ком именно шла речь. В любом случае, о ком-то очень нехорошем, очень… черном. .

Опер громко и грязно выругался, но ни один звук не потревожил неподвижный горячий воздух, словно слова провалились в живот. Словно ему откусили язык словно тому, из подвала-морга.

Между тем, взяв опера в кольцо-треугольник и приблизившись на расстояние около метра, коты встали на задние лапы и начали расти. Да, неудачно он выбрал позицию, пустив одну из этих тварей за спину. Надо бы перегруппироваться, хотя, какая разница — все равно он сейчас не более чем мышь.

Выход оставался один — очнуться, очнуться от этого мерзкого сна, от этого невообразимого бреда. Сон не хотел отпускать, «о сработал механизм самозащиты — из последних сил мозг отпрянул от грани сумасшествия, соскочил, как рыбка с крючка и послал импульс на глаза:

(— открывайтесь…)

Глаза с трудом повиновались.

Малючков очнулся в липком поту и начал бешено озираться, как загнанный зверь. В раскрытое окно вязко лился душный августовский закат. Липкий пот напомнил:

(— значит, жив. мертвые не потеют — какая веселая шутка!)

Сон прошел, но облегчение не наступало. Было не просто страшно, а жутко, ибо страх и жуть коренятся в разных слоях психики. Жуть сконцентрирована в глубинном подсознании, на самом дне души. где еще царствуют кровавые языческие боги. Страх же находится там, где библейский бог обещает грешникам адские муки. Когда человеку страшно, он хочет спрятаться, укрыться. Когда жутко, хочет бежать… Нет, ноги сами бегут.

Вот и Малючков вскочил с кушетки, дико озираясь по сторонам и начал лихорадочно носиться по небольшой квартире, натыкаясь на углы, сбивая какие-то пустые коробки и везде зажигая свет — в кухне и санузле и прихожей, торшер, люстру, ночник. В поисках неизвестно чего он заглядывал за занавески, смотрел под кровать, резко распахивал дверцы шкафа. Даже в духовку плиты заглянул, засаленный противень вытащил: