Я провернул свой конец и выхватил меч, после чего ударил его в висок. Он заслонился своим щербатым клинком, и в этот момент раздался металлический лязг, и шею его внезапно оплела цепь с мелкими звеньями. Я отскочил в сторону, воткнув меч ему глубоко под мышку.

Брус стоял над подергивающимися на тропке солдатами, а цепь спускалась из конца его посоха странника. Он дернул им назад, опрокидывая солдата, и расплел цепь, втянувшуюся внутрь, после чего надел деревянную заглушку и закрутил ее. Спрятал с другой стороны меч, и посох вновь стал лишь посохом.

– Я забыл тебя спросить, как вынимать цепь, – сказал я.

– Спрашивать не стоит, – ответил он. – Посох шпиона дает массу возможностей. Нужно немало тренироваться, чтобы быстро выбирать.

– Я думал, ты хочешь отдать им корзины, – сказал я. У меня начали подламываться ноги.

– Нет. Просто с корзиной за спиной неудобно драться.

Мне пришлось присесть на землю. Я чувствовал себя слабым и ужасно измученным, словно вышагивал без передыху пару дней. Смотрел на своих собственных солдат, которые не перешли на сторону врага, не сдались, а теперь в награду за это сделались добычей в лесах, а после оказались убиты тем, кому они сохранили верность. Мир стал слишком сложным и непонятным.

Я смотрел на серое лицо с застывшим выражением страдания – на того, которого я ударил в живот. Глаза его были широко раскрыты.

Солдат, которого я проткнул мечом, был жив, хрипел и сражался за каждый вдох. Еще один чуть шевелился, царапая пальцами песок, а другой отчаянно стонал. Брус вынул из-под полы короткий, широкий кинжал и подошел к нему.

– Брус! – крикнул я.

Он не отреагировал. Присел у солдата, бережно обнял его за плечи, а потом резко уколол в затылок. Тот отчаянно дернулся, его стопы задрожали, царапая подкованными подошвами траву и утоптанную землю тракта.

Стоны прекратились.

Я воткнул взгляд в землю, видя, что мой товарищ склоняется над следующим умирающим.

– Нет… молю… нет… мама… – услышал я, а потом раздался короткий отчаянный крик.

Ранее мне казалось, что побежденные в бою умирают моментально и без лишних страданий. Я не понимал, что, даже пробитый мечом насквозь, человек может умирать часами.

Я слышал, как сапоги солдат скребут по земле, пока Брус – одного за другим – волочет их в лес. Потом он обыскал кусты и бросил на тропу два подранных, многократно залатанных мешка.

Я молчал. Брус высыпал содержимое мешков, но там было немного: какие-то тряпки, погнутый кубок, заплесневевший кусок сыра, обернутый промасленной бумагой. Нашел он плоскую, почти пустую баклагу и, держа ее между коленями, облил водой окровавленные ладони и нож.