Ночь напролет мы осторожно плыли под самым берегом, тихо и медленно. От поворота к повороту. Мы все глаза высмотрели, чтобы проверить, не колышутся ли на реке галеры, соединенные цепями. Через какое-то время глаза мои привыкли к темноте, но все равно я начал видеть задранные носы кораблей в каждой кипе тростника и высокой волне.

Светила лишь одна луна, Тахим, а потому ночь была темной. Мы прислушивались, сами общаясь жестами либо тишайшим шепотом. Голос разносится по воде, потому мы хотели уловить шаги на палубе, плеск воды возле цепей якоря, звон доспехов, ворчание разговоров.

Когда небо на востоке начало сереть, мы вплыли в укрытие на какой-то небольшой речушке и спрятались под навесом высокого берега. С другой стороны должны были заслонить нас ветви ивы и тростник, но мы все равно задернули лодку сетью, в которую вплели ветки и стебли тростника, пока та сделалась невидима. Куда проникал взгляд, не было никого, а по берегу тянулись болота, кипы деревьев и трав, порыжелых и сожженных засухой.

Я настолько устал, что едва сумел что-то съесть. Кусочки сушеного мяса и сыр будто росли у меня во рту, а когда я глотал из баклаги, веки мои сами опускались. Я вполз под полотно и заснул, прежде чем взошло солнце.

На следующий день – вернее сказать, на следующую ночь, – сразу как опустились сумерки, мы проплыли всего ничего, может милю или две, пока не нашли заросли тростника и соответствующий плоский берег. Мы вынесли наши корзины, в которые переложили часть припасов. Брус приказал мне раздеться, сам тоже снял одежду, и нам пришлось бродить в тростниках в одной набедренной повязке, без сапог.

– Если кто-то тебя повстречает, то сразу увидит, что ты мокрый, и будет знать, что ты бродил в реке. Любая вещь, которую о тебе могут понять, просто глядя на тебя, может для кого-то стать подсказкой.

Потом приказал мне подождать, лежа на берегу, и сел в нашу лодку. Я старался ни о чем не думать и не задумываться над своей судьбой, сконцентрировавшись на том, что делаю, но, когда я глядел, как он выплывает на реку, мне стало жалко. Ведь все время я только и делаю, что теряю. Мой мир становится все беднее. Некогда, месяцы и годы назад, я думал, что ничего не имею. И вправду сам я не имел ничего, но достаточно было мне чего-то захотеть, как оно появлялось. Лодка, галера, флот, конь, табун лошадей – что угодно. Я словно и не имел ничего, даже собственных денег, но одновременно у меня было все.

Теперь все имущество мое умещалось в дорожной корзине. А потому лодку мне было жаль. Везла она меня, давала убежище и позволяла спать в безопасности даже во время ливня.