–
Поклон.
Все это тоже продолжалось довольно долго.
Но наконец прекратилось.
Потом муж в маске указал на одного из нас серебряной указкой, что выглядела как скелет руки с чрезвычайно длинными пальцами, которые заканчивались когтями, а указательный палец был выпрямлен.
– Ты! Что ты сделал для падения города?
– Продал страже рыбный соус, зараженный черным грибком.
– Ты! Что ты сделал для падения города?
– Указал Отверженным на городского шпика.
Так оно и шло. Кто-то добавил навоз в пивной солод, кто-то написал зловещие слова на стенах. Потом пришла и моя очередь. Серебряный коготь ткнулся в мою сторону.
– Я спас святого мужа от тщетной смерти, – сказал я.
– Ты тот, кто прозрел?
– Я тот, кто нашелся, – ответил я.
– Подойди сюда, – сказал тот, в маске жреца, и я подошел. – Прими поцелуй истины.
Он поднял маску и поцеловал меня в губы, и было это самым отвратительным, что когда-либо со мной случалось. Он вонял странными зельями, смолой снов и еще чем-то непонятным. Когда он прижал осклизлые губы к моим, я почувствовал словно бы ледяное щупальце морской твари, что ощупывает содержимое моего черепа. Было это мерзкое впечатление, напоминающее то, что делали с моей головой кебирийские иглы. Но подходя к жрецу, я потянулся воспоминаниями к Красной Башне, к той огромной скульптуре Праматери, и услышал звенящий отзвук, которым полнились те подземелья. Я позволил, чтобы воспоминание росло и заполоняло мою голову, заслоняя все остальное.
– Чего ты ищешь? – спросил он наконец.
– Ищу пустынный ветер, несущий огонь истины. Истины, что исцелит приятеля.
– Поработай для этого, дай Матери, что ей надлежит, и сойдешь под землю, дабы вкусить ее милости.
Следующие дни нам приходилось выдумывать способы мешать крепости, не принося серьезных проблем. Это должно было оказаться нечто, что принесет одобрение мужа в маске, но что можно будет исправить.