— Ба, ты и Рождество Иисусово отмечаешь?..
— В этот день-то ведь жёлтый Дракон народился… Как молния ударила в Огородную Звезду… Яхх-хи-ии… — отрешённо бормотала она.
Да что там говорить… И субботу она любила. Лила в то утро за порог козье молоко. (Зачем только?)
— Бабушка, разве же ты еврейка?..
— Нее-ее. Сегодня время Вэньчан, а на закате уж другое время подойдёт… К самому Порогу… Его надо ублажать да остерегаться. И кошкам в радость…
А ну как из Сумеречности бытийной во Тьму Души по образам скакать! — Силу надобно.
…В общем, древняя была женщина, может, оттого выражалась иносказательно, всё о каких-то червях толковала бездетных… Любила Ба звёзды и свой огород, да и нас, пожалуй… В некотором роде… В медных алтайских тазах варенье из слив творила, пальчики оближешь! — прозрачное, как её затаившийся Бог, что стучался в наши сердца плодоносной веткой мирабели. И всё цвело, к чему она прикасалась, словно пальцы были елеем чудотворным помазаны.
Однажды Бабушка начертила сажей на блёклой кошме дерево. Эдакое разлапистое, а в каждом углу — по чужестранному символу. Помню, я всё что-то выспрашивал, а Ба тихонько курлыкала в ответ: „Это „вода“… Вот „камень“… А сие есмь СМЕРТЬ и ЕЁ СОБАЧЬИ СЛЁЗЫ… Яхх-хх-тт!..“ А потом называла имена, неслыханные и диковинные, втолковывая нам про Великих Предков. Мы с Лёнчиком аж дыхание затаили. Лишь Волька, внучатый её племянник, вылупил зенки озорные и, расхохотавшись не к месту, вдруг сиганул через забор, где ждала его уже разнеженная деваха…