Степан твёрдыми пальцами начал разминать моё тело.

— Как рука? — поинтересовался он, когда закончил.

Я сжал и разжал кулак. Ладонь совсем не болела, по ней растеклось лёгкое онемение. Взяв нож, я направился к выходу.

— Стой! — велел Степан.

— Что ещё? — обернулся я.

— Разувайся, обуешь мои сапоги. В твоих не шибко побегаешь. И ещё… ладно, чему раньше не научил, сейчас научить не успею. Ты там это, не благородничай. Просто зарежь его, и возвращайся. Понял?

Я в очередной раз кивнул.

— Раз понял, удачи!

Клыков перекрестил меня. Он постарался сделать это незаметно, а я увидел.

* * *

Я медленно приблизился к Сашке. Хотелось накрутить себя, сейчас бы мне пригодилось немного злости, да где же взять её, эту злость? Когда стала нужна, вся куда-то подевалась, незаметно, по капельке, утекла. Ничего не осталось, даже страха, лишь звенящая пустота в голове. Ну, дайте же хоть немного злости! Без неё — пропаду!

Сашка ждал: обнажённый торс, к груди прилипли мокрые волоски, в правой руке нож.

— Не передумал? — спросил я.

— Начинаем.

— Ну, начинай…

Драка на ножах — не очень зрелищное дело, пожалуй, со стороны это ещё скучнее, чем выступление поселковой самодеятельности. И здесь, и там самое интересное случается в конце, но там концерт завершается танцами, а здесь с них всё начинается. Мы топчемся на месте, словно в неспешной пляске, выжидаем и боимся упустить возможность — ту самую, которой успеет воспользоваться лишь один.

Сашка делает осторожный шажок. Я так же осторожно пячусь. Ещё шаг. Зуб мотает головой, убирая некстати упавшую на глаза мокрую чёлку, и кидается в атаку. Я, суматошно взмахнув руками, отскакиваю. Лезвие чужого ножа — снизу вверх — проносится перед лицом. Этот удар — мимо. Повезло… на всякий случай отхожу ещё на пару шагов. Чёрт, как скользко… Сашка наступает, я пячусь. Всё время назад и вправо.

Снова мелькает нож, теперь не опасно — далеко от меня.