— Надо бы с людьми поработать, — сказал Ренат. — Люди, они такие, от них благодарности не дождёшься. Немного придут в себя, и начнут болтать всякое…

— Пусть брешут, — отмахнулся Клыков. — А мы в ответ расскажем, как Олег бился с гигантской многоножкой. Шагов сорок, говоришь, в ней было?

— Двадцать, — сказал я, — уж точно, не больше тридцати.

— Я и говорю, пятьдесят. А у него в руке дубинка.

— Автомат.

— Даже дубины не было. Герой!

— Ладно, — попытался вяло отбиться я, — кончайте трепаться. Все всё видели.

— А что видели-то? — улыбнулся Клыков. — Мы, если хочешь знать, от страха обалдели! Лично я клешню, которую ты притащил, видел. Большущая! Люди ещё и не такое наплетут: приврут и разукрасят. А через год и сами запутаются, где правда, а где россказни.

— Именно, — добавил Степан. — Так получилось, что мы победили. Значит, какую захотим, такую и сочиним историю. Как скажем, так и было. Ты лучше не сомневайся, а подумай, с чего начнёшь?

Откуда мне знать, с чего начинать? Разному Архип учил. Про зверей, козявок, и всякие экосистемы рассказывал, а что делать с Посёлком, как обращаться с людьми — этому не обучал! Всё-таки сволочи вы, ребята. Перевели стрелки. Сами в загул на радостях уйдёте, а мне, значит, разгребать.

Люди начали потихоньку расходиться. Много всякого случилось, сейчас опять меняется власть. К добру ли, к худу ли — непонятно, но лучше держаться от этого процесса на расстоянии. Те, кто поглупее, да полюбопытнее, ждали: не произойдёт ли ещё чего-то? А мне приключений хватило, обожрался я приключениями, аж наружу лезут.

— Ну, что, — весело сказал Захар, — раз уж мы победили, отметим это дело!

— Во-во, зря везли, что ли? — поддержал начинание Партизан, и пошла бутылка коньяка по кругу.

— Значит, быть добру! — провозгласил Ренат. Сделав несколько жадных глотков, он шумно занюхал рукавом и протянул выпивку Захару. — На, хлебни. Чтобы, значит, добро чаще побеждало. Добро, оно такое, оно завсегда победит, если у него есть ножик, а лучше автомат, а ещё лучше — броневик.

— Вы уверены? — спросил я. — Что-то, в последнее время, я перестал различать. И добро, и зло — всё какое-то похожее. Пойди-ка, разберись, где что.

Захар хлебнул, а потом объяснил:

— На самом деле это совсем просто. Смотри, вот мы, все из себя славные. А вон они, — Захар кивнул на лежащего кверху пузом Пасюка, — мерзкие и грязные! Чего же тебе ещё-то? Мы и есть добро. Раз ты с нами, значит, ты за добро. Ты же с нами?

Я посмотрел на их почти серьёзные лица, и понял, что сейчас лучше быть с ними. Потому что… ну, не с мёртвым же Пасюком мне быть, правда?