Пасюк вскинул руки к лицу, мёртвое тело повалилось в лужу, напоследок забрызгав меня грязью. Пистолет не пригодился, и хорошо. Пока над Посёлком висит тишина, пока люди готовы слушать, надо бы сказать что-то запоминающееся, поставить жирную, красивую финальную точку. Но сил хватает лишь на кривую ухмылку, а в голове — пустота.

— Поединок закончен. Всё было честно, — с нажимом на слове "честно", возвестил Степан. — Не толпимся, граждане. Расходимся.

А люди не спешат расходиться; они медленно осознают очередной выверт до недавнего времени монотонной поселковой жизни. Всё будет хорошо, захотелось подбодрить их, но я не сказал — не поверят! Я склонился над мёртвым врагом — никаких эмоций, быть может, если сильно вслушиваться, услышишь лёгкое удовлетворение: дело сделано, проблема решена, можно будет отдохнуть. Значит, и к убийству появилась привычка.

Сначала я хотел расстегнуть ватник на груди Пасюка, но, решив не тратить время и силы, рванул посильнее, так, что пуговицы брызнули в разные стороны.

— Гляди-ка, Степан, что у него, — нарочито громко, чтобы все услышали, сказал я, и достал одну металлическую пластину, потом вторую. Пасюк, и впрямь, хорошо подготовился к схватке.

— А что ты ждал от этой мрази? — так же громко, больше для других, чем для меня, ответил Степан.

Обняв за плечи, он повёл меня сквозь толпу к броневику, там ждали друзья-товарищи. Я бездумно переставлял ноги, а кум вполголоса, но очень зло, читал нотацию:

— Надо бы морду тебе за такие штучки набить! А если бы промахнулся? Да Пасюк тебя на полоски бы искромсал!

Пальцы Белова стальными крючьями впились в моё плечо.

— Не промахнулся же, — я передёрнулся, в надежде освободиться от цепкой хватки.

— Повезло. Дураков удача любит.

— А пистолет на что? — сказал я. — "Макаров" против металлических пластин. Честно, правда?

— Какой "макаров"? — удивился кум. Его пальцы разжались, и я наконец-то выскользнул из объятий.

— Который мне дал Клыков, — я сунул руку в карман, чтобы достать оружие.

— Не вынимай, — зашипел Степан. — И не вздумай никому рассказывать об этом, понял?

Я, будто обжегшись, выдернул руку из кармана. Степан покачал головой.

— А ты повзрослел, — тихо сказал он. — Очень быстро повзрослел. Оно и хорошо: нет времени учить тебя уму-разуму. Ладно, если так — командуй. Есть мнение, что пока ты и будешь за Хозяина.

"Ещё Терентьева не похоронили, а они уже назначают, кто будет вместо него!" — подумал я без всякого удивления; кажется, я потерял способность удивляться; любое чудо, я воспринял бы сейчас, как должное.