Джеймс вспомнил танец Корделии, который зажег неведомый прежде огонь в его крови, вспомнил, что произошло потом, в Комнате Шепота. Он мог бы сказать сейчас, что ей не нужны его уроки – она прекрасно умеет целоваться. Но в эту минуту Джеймс в состоянии был думать лишь об одном: об этом человеке, о мужчине, за которого она когда-нибудь выйдет замуж, который будет целовать ее и ждать от нее, чтобы она…
Джеймсу хотелось его убить. У него даже голова закружилась, такой сильной была его ненависть, направленная против того, чьего имени он не знал, таким сильным было его желание.
– Сядь ко мне на колени, – произнес он и не узнал собственный голос.
На этот раз удивилась она.
– Что?
– Я же привязан к кровати, – объяснил он. – Я не могу встать и поцеловать тебя, поэтому мне придется делать это сидя. А это означает, что ты должна быть… – не отводя взгляда от ее лица, он закончил: – Ближе.
Корделия кивнула. На щеках у нее выступили красные пятна, но лицо было спокойным; она смотрела на Джеймса серьезно, когда придвигалась к нему и немного неловко забиралась к нему на колени. Колени ее коснулись его бедер, и он почувствовал, как кровь шумит в ушах, как бешено бьется сердце. Теперь лицо ее было совсем близко, и он мог разглядеть ее глаза, зрачки, каждую ресницу, видел ее зубы, когда она прикусила губу.
– Скажи еще раз, что мне следует сделать, – прошептал он.
Мышцы под гладкой кожей ее шеи напряглись, когда она сглотнула ком в горле.
– Покажи мне, как нужно целоваться, – тихо произнесла она. – По-настоящему.
Он обнял ее за талию свободной рукой, поднял колени, так что они касались ее спины. Шелк зашуршал, натянулся, тесно облегая ее тело. Он чувствовал аромат ее духов, жасмин и еще что-то похожее на сладкий дым от благовоний. Рука его скользила по ее спине, обтянутой шелком, касалась ее прекрасных волос, ее затылка. Она вздохнула и теснее прижалась к нему; от ее близости он задрожал всем телом и снова ощутил приступ безумного желания.
Он подумал, что губы ее по форме напоминают сердечко: в верхней губе была небольшая ложбинка, нижняя была полукруглой. Она больше не кусала губы, но смотрела на него с той же холодной решимостью, с которой когда-то оглядывала зрителей в Адском Алькове. Он понял, что не нужно относиться к ней как к наивной перепуганной девице: ведь это была Маргаритка. Она никогда и ничего не боялась.
– Положи руки мне на плечи, – попросил он, и когда она наклонилась к нему, он поцеловал ее.
Пальцы ее крепче стиснули его плечи; он почувствовал, как она в изумлении ахнула. Он ощутил ее горячее дыхание, ее вкус. Сначала он легко целовал уголки ее рта, слегка прикусывал ее нижнюю губу. Она задрожала всем телом, но он не остановился: ведь она попросила его показать, как целуются, и он намерен был выполнить ее просьбу, довести дело до конца. Одной рукой он ласкал ее волосы, вытаскивал из них шпильки, перебирал шелковистые пряди. Она, в свою очередь, обняла его шею, гладила затылок. Он коснулся кончика ее языка, показывая ей, как отвечать на поцелуй, как ласкать губы и язык возлюбленного – показывая, что поцелуй может быть дуэлью. Когда она прикусила его нижнюю губу, он выгнулся всем телом навстречу ей, начал целовать ее страстно, сжал в кулаке ткань ее платья, сминал его, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорвать.