– Как-как? Что за хрень!

Труди с чувством закивала:

– Да, полная хрень.

Она замолчала.

Чарльз поторопил: «Что же было дальше?»

Труди пожала плечами:

– Ничего больше не было. Вернее, я не помню, чем все кончилось. Но он попал прямо в точку. Джем Робертс, да…

Труди рассеянно оглядела темный коридор, ведущий в гостиную, и попыталась улыбнуться.

– И с тех самых пор я панически боюсь лишиться памяти, забыть тебя или места, где бывала. Видишь ли, можно ослепнуть, оглохнуть, потерять обоняние или вкусовые сосочки – все это было бы ужасно и трагично, особенно как подумаешь про сэндвичи с беконом, – но в памяти… вот как сейчас, – и она прикрыла глаза, – я думаю о твоем лице и могу его увидеть. Я думаю о песне Кэрола «Ты будешь любить меня завтра» и могу ее услышать. Ты понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

– И даже сэндвичи с беконом – если очень постараться, я могу вызвать в памяти их запах. Черт, знаю, что не могу, но я сохраню это воспоминание и смогу… смогу его вызвать. – Труди прищелкнула пальцами. – Легко, вот так.

– А вкус?

– Вкус – это индийская еда. Обходиться без нее было бы пыткой. Но я уверена, что смогла бы воспроизвести по крайней мере некоторые вкусы, вызывая из памяти те потрясающие блюда, которые я когда-то ела. – Труди потерла лоб. – По большей части вместе с тобой, дорогой мой Карл Великий.

Внезапно повисла тишина – как это иногда случается, – и Чарльз первым решился ее нарушить:

– Ну-ну, родная… Избави нас боже от чего-то подобного.

– Мама забывает одно за другим, в тот же день… иногда даже забывает фразу, еще не договорив.

– Но она счастлива.

– Как животное, – сказала Труди, и это прозвучало резко. – Как собака, которая даже не знает, что умрет. Не знает, что ее собачий друг умер.

– Ты об отце?

– Да, о папе. Она даже не знает, как его зовут.