Ровно четверть миллиона! После выплаты всех налогов осталось сто двадцать тысяч, но все-таки. Мы инвестировали их в «Санни ойл»[57]: мама сказала, что растительное масло отлично подходит для инвестиций, по крайней мере, пока не исчезнет. А уж мы-то точно исчезнем раньше его. С этим я не мог не согласиться, и все получилось в лучшем виде. Это были годы подъема на фондовой бирже, поэтому мы смогли бросить работу.

Именно тогда мы и начали крепко выпивать. Конечно, пили и в городском доме, но не слишком много. Вы же знаете, как соседи любят посплетничать. Так что мы взялись за спиртное, лишь обосновавшись в Комариной Дыре. Мама ушла из цветочного магазина в две тысячи девятом, а год спустя я сделал ручкой шинам и глушителям. После этого нам ни к чему стало жить в городе, во всяком случае, до наступления холодов: в домике на озере не было отопления. К две тысячи двенадцатому, когда возникли проблемы с итальяшками на противоположном берегу, мы приезжали в мае, за неделю или две до Дня поминовения, и оставались где-то до Дня благодарения.

Мама поправилась – фунтов до ста пятидесяти, – я думаю, прежде всего благодаря кофейному бренди; не зря же его прозвали «толстая жопа в стакане». Но она утверждала, что никогда не тянула на Мисс Мэна, не то что на Мисс Америку. «Я из пухленьких девушек» – вот как она говорила. А док Стоун отвечал, во всяком случае, пока мама ходила к нему, что она станет девушкой в гробу, если не перестанет прикладываться к «Алленсу».

«Ты нарываешься на инфаркт, Холли, – сказал он ей. – Или на цирроз. У тебя уже диабет второго типа, неужели тебе этого мало? Рекомендаций у меня две. Первая – надо бросить пить. Вторая – обратись к Анонимным алкоголикам».

«Уф! – воскликнула мама, вернувшись домой. – После такой выволочки мне надо выпить. Составишь компанию, Олден?»

Я ответил, что могу пропустить стаканчик, поэтому мы взяли раскладные стулья и поставили у края причала, как частенько делали, после чего надрались по-черному, созерцая заход солнца. Мы жили не хуже других и лучше многих. И потом, все мы от чего-то умрем, так ведь? Врачи склонны это забывать, но мама об этом помнила.

«Этот сукин сын, любитель здорового образа жизни, вероятно, прав, – сказала мама, когда мы, пошатываясь, возвращались в домик – часов в десять вечера, искусанные с ног до головы, несмотря на то что обмазались «ДЭТА». – Но я хотя бы буду знать, что жила, когда придет время уйти. И я не курю, а все знают, что это самая вредная привычка. Так что еще немного я протяну, но как насчет тебя, Олден? Что ты собираешься делать после того, как я умру, а деньги иссякнут?»