Кэп пристально наблюдал за ним маленькими проницательными глазами, которые так глубоко сидели посреди россыпи симпатичных морщинок, что не составляло труда упустить, какие они холодные и цепкие.

– Правда?

– Да, – подтвердил Кэп и замолчал. Повисла зловещая тишина.

Кэп принялся изучать свои руки, аккуратно сложенные на столе. Энди едва сдерживался, готовый перегнуться через стол и задушить Кэпа. Наконец тот поднял голову.

– Доктор Пиншо мертв, Энди. Он покончил с собой прошлым вечером.

У Энди отвисла челюсть в непритворном изумлении. Волны облегчения и ужаса попеременно захлестывали его. А над ними, словно грозовое небо над бушующим морем, висело осознание того, что все изменилось… но как? Как?

Кэп не спускал с него глаз. Он подозревает. Он что-то подозревает. Но обоснованны ли эти подозрения, или это просто часть его работы?

Сотня вопросов. Ему требовалось время, чтобы подумать, но времени не было. Приходилось соображать на ходу.

– Тебя это удивляет? – спросил Кэп.

– Он был моим другом, – просто ответил Энди, и ему пришлось сжать губы, чтобы не сказать что-то еще. Кэп терпеливо бы его выслушал. Он выдерживал бы долгую паузу после каждого ответа Энди (как сейчас), надеясь, а вдруг язык опередит разум. Стандартная техника допросов. Западней тут хватало, в этом Энди не сомневался. Разумеется, это было эхо. Эхо, превратившееся в рикошет. Он «толкнул» Пиншо, вызвал рикошет, который и растерзал его мозг. Но Энди не испытывал ни малейшего сожаления. Ужас – да, а еще первобытную, свирепую радость.

– Вы уверены, что это было… я хочу сказать, иногда несчастный случай выглядит…

– Боюсь, несчастный случай исключается.

– Он оставил записку?

(назвал меня?)

– Он надел нижнее белье жены, пошел на кухню, включил измельчитель отходов и сунул в него руку.

– Боже… мой… – Энди тяжело сел. Не окажись сзади кресла, сел бы на пол. Ноги стали ватными. Он смотрел на капитана Холлистера с тошнотворным ужасом.

– Ты с этим никак не связан, Энди? – спросил Кэп. – Может, он это сделал с твоей подачи?