– Даю вам последний шанс! – закричал он, стуча в дверь рукоятью Калибурна. – Выходите и с честью предстаньте перед судом Аваллаха, или сгорите живьем, как трусы!

Он чувствовал их, всех пятерых – заперли и забаррикадировали дверь, прячутся внутри. И, конечно, не выйдут: их страх слишком силен.

Ульфгер шагнул вбок и поднес факел к дранке у дверного проема. Старое дерево тут же вспыхнуло, и вскоре из щелей в оконных рамах и стенах повалил дым.

Закрыв глаза, Ульфгер почуял, что эльфы отступают к задней стене. Упиваясь их отчаянием, их паникой, он обошел казармы и остановился у овального окна, поджидая их. «О, Аваллах, – подумал он, – ты слишком облегчаешь мне дело».

Изнутри донесся сдавленный кашель. Ставни распахнулись, наружу повалил дым. Выпрыгнувший из дыма эльф не удержался на ногах и завертелся на земле, отчаянно протирая глаза.

Ульфгер опустил Калибурн на его шею, но не отсек эльфу голову, хотя это не составило бы никакого труда. Лезвие оставило на шее эльфа лишь царапину, слегка надрезало кожу. Ульфгер уже знал: меч сам разберется, кому жить, а кому умереть, кто чист, а кто изменник. Пока что клинок приговорил всех, к кому прикасался. Эльф застонал, кожа его почернела, с шипением сползая с костей.

Вдруг бок пронзило острой болью. Ульфгер вскрикнул, упал на колено и с удивлением увидел застрявшее между ребрами копье.

Оставшиеся четверо эльфов выпрыгнули из окна и кинулись прочь.

Ульфгер вцепился в древко копья и, громко закряхтев от боли, выдернул оружие из раны. Крови не было, но рана оказалась глубокой и стало трудно дышать. Однако вскоре боль утихла, дыхание восстановилось. Ульфгер отшвырнул копье и последовал за эльфами. Те направлялись на север – в горы, в сторону Чертога Королей.

– Бегите, кролики, бегите, – улыбнулся Ульфгер. – От Аваллаха не уйти.

Ник то просыпался, то вновь погружался в сон. «Темница», в которую бросили их с Лероем, оказалась всего-навсего норой, вырытой в склоне холма. Места в ней как раз хватало на двоих. Внутри воняло мочой и потом. Лерой, сжавшись в тугой комок, забился в самый дальний и темный угол и больше не сказал ни слова. Ник отодвинулся от него как можно дальше, насколько позволяла теснота, и привалился к дощатой двери.

Сквозь щели между досками внутрь проникал свет угасающего дня – как раз достаточно, чтобы разглядеть царапины, оставленные на двери чьими-то ногтями. Ник провел пальцем по неровным отметинам. Сколько же обреченных душ провели последние дни, скорчившись в этой яме?

Темница находилась на небольшом возвышении. Внизу, ярдах в пятидесяти, виднелась деревня. Вокруг главной площади горели факелы. Сквозь щель Ник мог видеть обратную сторону креста и руку Питера, безвольно, безжизненно свесившуюся с перекладины. Время от времени мимо помоста проходили кучки женщин, выкрикивая насмешки или швыряя в Питера комьями грязи. Два охранника у помоста даже не думали хоть чем-то помешать мучительницам.