Ульфгер ухмыльнулся, сверкнул глазами, поднял сломанный черный клинок и медленно провел острием по щеке Питера, оставив на коже длинный неглубокий надрез.

Щеку охватило жаром, Питер вскрикнул, и Ульфгер швырнул его наземь.

Сверчок завизжала. Дьяволы, Таннгност, эльфы – все замерли, глядя на Питера круглыми от ужаса глазами.

Питер прижал ладонь к щеке. Сердце отчаянно билось в груди. Хотелось вскочить и бежать, но бежать было некуда – ведь от яда в крови не уйдешь. Жар растекался по венам. Питер ждал боли, огня, что вот-вот выжжет его изнутри, но ничего подобного не последовало – только тепло разлилось по всему телу. Питер отнял ладонь от щеки – и не увидел крови. Потрогал царапину – и почувствовал, что она уменьшается, съеживается, исчезает!

Улыбка исчезла с лица Ульфгера. Гигант растерянно огляделся вокруг.

От пруда послышался смех – кудахчущий хриплый смех ведьмы.

– Ох, Ульфгер! Ну и осел же ты! Здоровенный безмозглый осел! Видел бы ты сейчас свою рожу! – ведьма вновь закудахтала от смеха. – А ведь я предупреждала! Что, не видишь? Не понимаешь? Все это может означать лишь одно!

Ульфгер сощурился и недоверчиво взглянул на ведьму.

– Ну, сам подумай, болван! Рана не кровоточит. Меч не испепелил его, так? А почему, Ульфгер? Что это значит? Ну, давай, шевели мозгами, ты справишься!

Ульфгер вытаращил глаза и помотал головой.

– Да-да, – подтвердила ведьма. – Ну? Понимаешь? Понимаешь, племянничек, хоть ты и глуп, как пробка. Все прекрасно понимаешь.

– Нет, – пролепетал Ульфгер. – Нет!!!

– Похоже, не один ублюдок Рогатого бродит еще по свету, – рассмеялась ведьма, встряхнув Владычицу. – Ах, это просто чудесно! Видишь, Модрон, я же говорила, ты не захочешь это пропустить!

Ульфгер полоснул ведьму яростным взглядом и направил на нее Калибурн.

– Ты лжешь, ведьма! Ты исполнена лжи!

Тем временем Питер встал на ноги, и Ульфгер направил свой черный меч на него, удерживая острый обломанный конец клинка в дюйме от его сердца.

– Обман. Ложь. Я не…

Глаза Ульфгера вспыхнули безумным огнем, он вновь склонил голову набок, будто вслушиваясь в слова какого-то незримого призрака. Его лицо дрогнуло, застыло в гримасе боли и отчаяния.

– За что? – захныкал он. – За что ты без конца мучаешь меня? За что ты меня ненавидишь? Я был хорошим сыном – всегда, всегда!

Питер тихонько отодвинулся назад, но Ульфгер тут же встрепенулся, и в его глазах полыхнула жуткая, немыслимая ненависть.