– Я дарю ее тебе. – Она достала маленькие ножницы из кармана сарафана.

– Нет, не срезай ее. Пусть растет. Мне она ни к чему.

– Ерунда. Ты должен подарить ее своей девушке. Одна роза может выразить чувства кавалера более ясно, чем целый букет.

Она отрезала восемь дюймов стебля вместе с цветком.

Я взял розу за стебель двумя пальцами, большим и указательным, далеко от цветоложа, между двумя парами самых длинных шипов.

Глянув на часы, понял, что баюкающее солнце и аромат цветов только создавали ощущение, будто время течет медленно, тогда как на самом деле оно неслось вскачь. И сообщник Робертсона, возможно, уже ехал на встречу со славой.

Двигаясь по розарию с царственной грацией, улыбаясь, как королева, восхищаясь кивающими головками своих разноцветных подданных, моя мать сказала:

– Я так рада, что ты заехал ко мне, дорогой. Что привело тебя?

Я следовал за ней в полушаге.

– Точно не знаю. Есть у меня одна проблема…

– Проблемы мы сюда не допускаем, – в голосе ее слышался мягкий укор. – Весь этот участок и дом, начиная с подъездной дорожки, территория, свободная от тревог и волнений.

Отдавая себе отчет о возможных последствиях, я тем не менее продолжил гнуть свое. Так что похрустывающая под ногами гранитная крошка могла оказаться зыбучим песком.

Другого выхода у меня не было. Недостаток времени не позволял играть по ее правилам.

– Я должен что-то вспомнить или сделать, но у меня в голове поставлен блок. Интуиция привела меня сюда, потому что… Думаю, ты можешь, уж не знаю как, помочь мне понять, что я упустил из виду.

Для нее мои слова ничем не отличались от тарабарщины. Как и мой отец, она ничего не знает о моем сверхъестественном даре.

Еще ребенком я понял: если я усложню ее жизнь правдой о себе, груз этого знания станет для нее смертельным. Или смертельным для меня.

Она всегда старалась жить без малейших стрессов, без раздоров или разногласий. Она никому ничем не обязана, не несет ответственности ни за кого, кроме себя.

И такую жизненную позицию она никогда не назовет эгоизмом. Для нее это самозащита, поскольку она находит окружающий мир требующим от нее гораздо больше, чем она может ему дать.

Если бы она воспринимала жизнь со всеми ее конфликтами, то у нее произошел бы нервный срыв. Вот почему она относится к миру с холодной расчетливостью автократа и оберегает свою драгоценную психику, сплетя вокруг себя кокон безразличности.

– Если бы мы могли какое-то время поговорить, я, возможно, сумею понять, почему приехал сюда, почему подумал, что ты сможешь мне помочь.