– Меня благодарить ни к чему.

Гостья подступила ближе, и я не стала отворачиваться. Причинить мне еще большую боль она не могла. Она уже забрала себе то, что я любила больше всего на свете.

– Сначала погляди, какой будет моя благодарность. Ты проявила невероятную щедрость.

– Не по собственной воле.

Смотрит на меня гостья сверху вниз; взгляд ее долог и жесток. И я подняла взгляд, гляжу в ее глаза, зеленые, как речная трава.

– Твоя бабка, знаешь ли, дура. Ей не по силам лишить тебя твоего искусства, как этой дурацкой черепахе не по силам уберечь ее от смерти.

– Но ты же сама хотела заполучить эту «дурацкую черепаху»!

– Вот как ты подумала? Нет. Я хотела заполучить кое-что другое.

– Что?

– Поцелуй меня – и узнаешь.

Я запрокинула голову. От ее дыхания повеяло сладким ароматом миндаля. А когда она поцеловала меня… Нет, это ничуть не напоминало музыку. Ее поцелуй был похож лишь на себя самого. Казалось, в этот миг у меня появилась новая часть тела, о которой я прежде даже не подозревала, сделав доступным совершенно новый вид искусства, только и ждущий, когда я им овладею.

– Вот так, – промурлыкала гостья. – Я забрала себе самое ценное в ее доме, а она об этом даже не знает! А для тебя, милая девочка, у меня кое-что есть.

Я ожидала какого-нибудь медальона или колечка, но она отвернулась к скамье за спиной и подняла с нее что-то большое. В свете луны блеснули струны моего гучжэна.

– Держи.

Я прижала гучжэн к груди – крепко, точно собственную душу.

– Ткань, – сказала я. – Он был завернут в ткань.

– Ах, ткань, – протянула она. – Боюсь, ее я должна оставить себе.

Я изумленно уставилась на нее.

– Ну же, Светлый Феникс, пораскинь мозгами. Ради чего я, по-твоему, пустилась на все эти хлопоты?

Однако я все равно ничего не могла понять.