– Нет, – качает головой Майк, – вряд ли. Никто не будет строить школу в точке Перехода: подростки все время шастали бы туда-сюда… Нет, не школа. Уединенное, закрытое место…

Ника оглядывает площадь, заполненную праздной толпой. Мертвые сидят в кафе под полосатыми тентами, голубоватый дымок поднимается над пепельницами, легкий пар – над чашками кофе. Пятилетний карапуз с визгом врезается в стаю голубей, птицы взлетают, красиво взмахивая крыльями. Фонтан за спиной посылает струи воды в каменную чашу.

Уединенное, закрытое место?

И тут Ника замечает плакат на стене. Язык незнаком, но похож на инглийский и банамский, да и картинка весьма красноречива: ошибиться невозможно.

– Посмотрите, – Ника еле заметно кивает в ту сторону. – Мне кажется, нам туда.

На плакате – фотография старинного железного стула. Сиденье и спинка утыканы гвоздями. Под стулом багровая лужа – художник не пожалел красной краски, а чтобы ни у кого не осталось сомнений, добавил кровавые струйки, стекающие по ножкам. Такие же багровые капли висят на крупных, стилизованных под старину буквах. Ника узнала два слова – и этого достаточно.

– «Музей старинных пыток, – читает Майк, – настоящие казематы священного суда. Кроме детей и беременных женщин».

– Что думаешь? – спрашивает его Марина.

– Это похоже на отца, – отвечает Майк, и Ника в очередной раз думает: каково это – быть сыном Орлока Алурина?

– Ну, пошли, – Марина поднимается. – Я думаю, мы достаточно взрослые, чтобы нас пустили.

– Да, – говорит Лёва и забрасывает рюкзак за спину. – Придем и уничтожим Орлока в его собственном логове.

– Ты знаешь, где это? – спрашивает Марина Майка.

– Да, – отвечает тот, – там написан адрес: улица Святого Эльма, двадцать три.

10

Когда-то Шурка боялась ходить мимо «пятнашки». Если честно, и сейчас немного побаивается. Побаивается, но виду не подает – все-таки она уже большая девочка, стыдно бояться. Да и вообще, зря ей, что ли, Лёва объяснял: страх только притягивает то, чего боишься. Вот, например, собаки, объяснял Лёва. Чуют запах страха – и бросаются на человека.

Собак Шурка не боится, но немножко верит, что некоторые люди тоже чуют запах страха. Поэтому каждый день, возвращаясь из школы вдоль забора «пятнашки», она повторяет:

Не боюсь, ничего не боюсь.