Но почему не по почте? И почему этот мужчина не пришел к ним домой, а караулит ее на улице?

Шурка молчит, потом бросает коротко, почти сквозь зубы:

– Ну, давайте!

Два слова – это ведь не разговаривать, правда? И было бы невежливо вообще ничего не сказать. А что надо быть вежливой, мама тоже учила. В том числе – с незнакомыми людьми на улице.

– Я не могу тебе отдать здесь, – говорит мужчина. – Это не письмо, а посылка. Она у меня дома, но мы можем пойти и вместе ее открыть.

Посылка? Зачем посылка? Что Лёва мог ей прислать? Шурке любопытно, но почему-то страшно.

– А вы не можете принести ее к нам домой? – спрашивает она. – Откроем вместе с мамой и папой.

– В том-то все и дело, – отвечает мужчина, – что это посылка только тебе. Лёва просил передать: это секрет от взрослых.

– А вы разве не взрослый? – говорит Шура.

Вот как она его подловила! Небось, не ожидал!

– От всех, кроме меня, – говорит мужчина. – Мне Лёва доверяет, потому и попросил доставить тебе посылку.

Шурка опускает глаза. Манная крупа поземки вьется вокруг валенок, белым кружевом замирает на черном глянце галош.

– А вы далеко живете? – спрашивает Шурка.

– Нет, – говорит мужчина, и ей кажется, что он улыбается, хотя рта по-прежнему не видно за шарфом. – Совсем близко. Пойдем, я покажу.

И его левая рука опускается Шурке на плечо.

– Под мою ответственность, – говорит Марина. – Мы специально прибыли из Вью-Ёрка, пока получили разрешение на Переход, знаете, как намучились?

Каменные подвальные своды, пахнет сыростью и плесенью. Невысокий старичок с обвисшим лицом стоит за конторкой. Перед ним стопка билетов, пачка цветных буклетов и ящик для денег.

– Сказано: «Кроме детей и беременных женщин», – говорит он.

– Ну, беременных женщин среди нас нет, – улыбается Марина, – а они уже не дети, а старшеклассники. В нашей области они официально считаются взрослыми, – на всякий случай добавляет она.