Вы — Наполеон!
— Да, я Наполеон. Но я не могу изменить того, что существует, — печально ответил маленький капрал. Затем его голова дернулась вверх. — Выждать. Вот мое решение!
Пухлый палец ткнул в сторону камеры времени.
— Что вы имеете в виду? Вы с ума сошли?
— Не больше, чем вы. Сир, когда вы послали своего помощника похитить меня через время, я принял простое решение посетить эту эпоху. Как мы уже видели, ваши трудности начались в самом начале этой войны. В сентябре 1939 года. Вы упустили возможность вторгнуться в Англию. Вы не проверяли готовность России. Вы провалили свою миссию в Соединенных Штатах.
— Но это уже в прошлом — больше двух лет назад. Слишком поздно что-то менять.
— Неужели? Почему мы не можем войти в камеру времени и вернуться в 1939 год? Вернуться к июлю того года и заново спланировать войну на сентябрь?
Гитлер вскочил на ноги.
— Можем ли мы… осмелимся ли мы?
— Вы хотите завоевать весь мир? Очень хорошо, мы можем его завоевать. Если у вас хватит смелости совершить это путешествие. Как только в 1939 году мы сможем исправить ваши предыдущие ошибки, то предвосхитим остальные. Вот преимущество опыта. Тогда война будет вестись должным образом, с нами во главе.
Приглушенные голоса слышались в полуночной комнате.
Размытые фигуры двинулись к серебристой машине. Кошмарное видение в кошмарном мире. Наполеон, Гитлер и машина времени.
А потом — только пустая комната. Машина исчезла. Где-то в бесконечности два диктатора отправились назад, в прошлое.
Земля дрожала в предвкушении.
Машиной управлял Наполеон. Пухлые пальцы Бонапарта, бывшего лейтенанта артиллерии, осваивали тонкости работы деталей машины. Его интерес к принципам работы устройства почти превзошел его любопытство относительно подробностей самой войны. Но Гитлер был терпелив. В конце концов, столь знатного гостя надо ублажать. И если Наполеон решил вести машину времени, это было хорошо. Вместо этого он, Гитлер, решил руководить судьбами мира. Так они и сидели там, в странно вибрирующей металлической оболочке. Руки Наполеона двигались по серебряной поверхности панелей в молчаливой концентрации. Руки Гитлера нервно сжались на коленях.
Наступила тишина, если не считать гудящей вибрации — молчание двух людей, движущихся сквозь неведомое, безымянное, искривляющееся во времени с миссией изменить судьбу мира.
Всего два человека — но непохожие ни на одного из мириадов людей, когда-либо родившихся на земле. Два человека, каждый из которых в свое время изменил лик земли; переделал его словно безжалостный хирург, оставивший пациента разорванным и кровоточащим.