— Ну, Старый Фосс, пойдем домой, — сказал Старик, вставая и притягивая к себе кота. Он направился обратно вверх по холму. — Они все-таки не придут… — Он подавился этими словами. — Их здесь нет.
Старик склонился над Старым Фоссом, и Старый Фосс посмотрел через плечо Старика. Он увидел, как джамбли гурьбой высыпали на берег и побежали к Деве джамблей, что плакала на холме. Они укрыли ее своей любовью и своими руками, что торчали под разными углами, и сапогами, что пинались во все стороны, и своим зеленоглазым сочувствием. Они благословляли ее синими улыбками.
— Нам жаль, — сказали они Деве джамблей, и, повернувшись, все ушли, или скатились, или зашаркали вниз. — Нам жаль, — говорили они и обнимали ее, пока не скрылись вдали.
— Скоро опять домой, — сказал Старик нежно, но голос его был усталым, как у пьяного, который протрезвел от горя, возвращаясь после еще одной потерянной ночи в городе, как у побитого штормами матроса, которого выбросило на берег и который ковыляет все дальше от моря, пытаясь скрыться от опасности. — Все хорошо, все хорошо, все хорошо, Старый Фосс.
— Прости, — сказал Старый Фосс.
— Ну, ну, — сказал Старик, хотя он и не слышал кота. — Все хорошо. Все правда хорошо.
Но хорошо не было.
________
Дэвид Сэнднер работает в должности доцента английского языка в Калифорнийском государственном университете, где преподает литературу эпохи романтизма, детскую литературу, поп-литературу и литературное творчество. Его работы появлялись в таких журналах, как
Сэнднер говорит о своем рассказе:
«Старый Фосс действительно существовал. Эдвард Лир неоднократно упоминал его в своей викторианской поэзии абсурда, а также рисовал на него карикатуры. Я уверен, что, как и подобает порядочному коту, Старый Фосс воспринимал эти знаки внимания как нечто само собой разумеющееся. Любой, кто читал стихи Лира, знает, что они очень забавны, написаны в том высоком стиле нонсенса, который отсылает нас прямо к писателям вроде Доктора Сьюза, но все же есть в них какая-то глубокая грусть. Причина этой грусти, кажется, может быть в одиночестве. В своем рассказе я тоже постарался добиться высокого стиля, высвободить абсурд и при этом как-то подойти к теме одиночества автора и его прославленной дружбы с котом. Мне хотелось достичь баланса, подобного тому, какой удался Лиру, — наверное, для того, чтобы лучше понимать его стихи, ведь они всегда брали меня за душу».