Интересно, но самый первый и самый любимый ветеринар Бена, доктор Дидерада, больше прочих был склонен поверить моему рассказу. В списке Шэнон он значился последним. Возможно, ему следовало выйти на пенсию много лет назад. Была в нем какая-то мечтательность, отстраненность, как у старого кота. Он сказал нам почти то же самое, что и остальные (почему кот не может дожить до сорока семи лет, а уж тем более при всех проблемах со здоровьем, которые были у Бена). Но в его повествовании было нечто от донкихотовской мечтательности; он словно хотел сказать, что, среди всех этих умерших и умирающих котов может быть и такой, который будет жить вечно и никогда не состарится, но, естественно, вы же не ждете, что ученый и профессионал своего дела в открытую заговорит о таких вещах.

Он склонился, посмотрел Бену в глаза, почесал его указательным пальцем под подбородком, и жест этот казался призывом, словно он приглашал настоящего кота появиться из этого нереального.

— Некоторые коты — особенные. Так ведь, Бенджамин? Весь мир раскрывается перед ними, подобно створкам устрицы.

Одновременное почесывание подбородка и упоминание устриц (Бен обожал устриц, особенно жареных) — против такого мой кот устоять не мог, и из глубин его кошачьего существа раздался такой звучный рокот, что блестящий смотровой стол загудел, как камертон. Дидерада и Бен оба заулыбались улыбкой Будды. Стены за нашими спинами были обклеены жутковатыми анатомическими плакатами, на которых кошачьи внутренности были раскрашены в цвет сырого бифштекса. Пластиковый скелет кошки тоже улыбался на своей подставке.

Шэннон отвернулась, прошептала: «Я подожду в машине», и поспешила из кабинета.

— Очаровательная женщина, — сказал Дидерада.

Последней остановкой на пути Шэннон к истине был дом моих родителей, единственных свидетелей воскрешения Бена, с которыми я сохранял связь. Ангелы, которые присутствовали (а может, и нет) при знаменательном событии, все эти годы неизменно отказывались явить себя моему взору, а я стремился занимать в этом вопросе позицию блаженного неведения. Большую часть времени мне удавалось только раздраженное неведение; блаженства я так и не достиг, но хоть ярости избежать у меня получилось. И все же: никаких ангелов, никаких ответов. Мне нравилось жить с Беном, но с неразрешимой загадкой жить было уже не так весело.

Мама с папой, разумеется, любили Шэннон; им было приятно, что однажды утром она позвонила и пригласила нас всех на ужин. И еще они были счастливы повидаться с Бенджамином. После того как скончалась Анджелина, их последняя кошка (ей было шестнадцать, под конец она лишилась всех зубов, потеряла зрение и каждый день лежала под капельницами), они решили больше не заводить животных, но все равно скучали по присутствию кошки в доме.