В подтверждение этому, к своему удовольствию, я видел, что модели поведения прибрежной собственности, включая мои собственные, попросту ошибались насчет определенных категорий строительства, о чем я поначалу не решался и думать, допуская, будто запутался в своих мыслях, словно после долгих часов, проведенных в баре.

Так вот, пока размышлял над всем этим, скользя по водным путям вокруг безумного города, мне казалось, что у меня уже была возможность инвестировать с выгодой, вложив немного венчурного капитала туда, где он принес бы социальные блага, тем самым побудив Джоджо увидеть во мне другого человека. Пожалуй, я мог определить, какие здания обрушатся с большей долей вероятности, тогда как модели давали всем равные шансы. Я мог и придумать, как их усовершенствовать, как отсрочить их обрушение, чтобы они еще послужили укрытиями для беженцев. В Нью-Йорке жилья не хватало совсем – люди приезжали и пытались здесь жить, будто поддаваясь некой зависимости, какому-то принуждению оставаться здесь, пусть даже «водяными крысами», когда у них была возможность жить лучшей жизнью в любом другом месте. Все было так же, как и во все времена! А значит, была нужда в какой-нибудь жилищной реформе в стиле Джейн Аддамс[85]. Для меня это было слишком трудно, но какие-никакие улучшения в межприливную жизнь я бы внес. Это же моя специализация, с этого я мог начать. Мог попробовать что-то сделать.

Итак, однажды утром я бросил свои экраны, спустился к своему «клопу» и зажужжал сначала к 23-й, а потом направился на запад, к Гудзону. Пора было выйти и взглянуть на реальность своими глазами.

* * *

В мидтауне межприливная зона приходилась на старую свалку, и многие здания здесь падали уже поэтому. От 30-й до Канала была зона обрушенных, накренившихся, потрескавшихся, павших блоков. Дом, построенный на песке, не был способен выстоять.

Тем не менее я видел обычные признаки того, что в этих сырых развалинах кто-то жил. Жизнь там, наверное, напоминала более ранние столетия убогих жилищных условий, с обилием плесени и постоянным риском для жизни. Все как всегда, только сырости больше. Но даже в самых злосчастных районах оставались островки успеха, защищенные от воды и полностью пригодные для жизни, зачастую даже более комфортной, чем когда-либо, по крайней мере, некоторые так заявляли. Общества взаимопомощи создавали нечто любопытное, так называемую «новую Венецию»: модную, эстетичную, сексуальную, новую городскую легенду. Некоторые были просто счастливы жить на воде, если это преподносилось как нечто венецианское, где нужно было терпеть проблемы с плесенью, чтобы жить в этом шедевре искусства. Мне и самому это нравилось.