— Ладушка, ты чего? — Давид не ожидал такой реакции. — Обидел кто? Фрося прикрыла глаза, успокаиваясь, и отрицательно покачала головой.

— Все хорошо, — сипло ответила она.

— Ой ли, — Давид погладил супругу по мокрой щеке, утренняя горечь постепенно отступала.

— У тебя кровь на руках и рукаве, — заметила Фрося и отстранилась. — И костяшки разбиты. Случилось что?

— Боярин Богдан с Верхуславой случились, — криво усмехнулся сотник. — Или ты думала, что я забыл твой рассказ?

— Я думала, что ты не поверил мне, — пожала Фрося плечами, потом подняла глаза, полные страха, и почти шепотом спросила:

— Ты убил их?

Давид посмотрел на свои руки и отрицательно покачал головой.

— Таким смерти мало. А брат отпустил одну в монастырь, а со второго виру взял.

Фрося вздохнула.

— Плохо это.

Давид хмыкнул.

— Князь живет по христианским заповедям, стараясь прощать врагов своих.

— Видимо, приходится прощать врагов, когда не имеешь достаточно сил, чтобы уничтожить их, — пожала плечами Ефросинья.

Тот разговор глубоко засел в памяти сотника, вспоминал он слова и думал, что совершенно права супруга. И ещё о том, что сегодняшняя слабость княжеская может обернуться большими бедами в будущем.

Зима шла размеренным ходом. Для всех рук в усадьбе находилось дело, никто праздно не сидел. Раз в неделю супруги ездили в Герасимки да в удельные земли, принадлежащие Давиду. Проверить, у всех ли тепло, сыто. Все ли живы, всё ли спокойно. Правда в первый раз супруг опешил, когда узнал, что его благоверная в своё село собралась, да попытался не пустить. Куда?! Одной, зимой в седле?! В своём ли уме?! Фрося тоже встала в позу, объясняя, где она видела патриархальный деспотизм и домостройные замашки. Потом пришлось объяснять, что это такое, а после уже и не до ссоры стало. По примирению Давид приказал запрячь две лошади, и отправились они вместе. И если староста Герасимок привык к частым визитам хозяйки, то в других сёлах случился переполох.

Потому сотник решил, что поездки нужно сделать регулярными. Глядишь, и воровать перестанут, а то Ефросинья смотрит на бледнеющих селян, хохочет да приговаривает: «Земля наша богата, порядка в ней лишь нет[3]».

Год истончился. Солнце погибло и возродилось вновь с Рождеством Христовым. В святочную неделю гуляний, ближе к вечеру, на двор к сотнику на крепконогом жеребце прибыл Жирослав. На парне кафтан зелёный, мехом подбитый, шапка-оплеуха небрежно на бок сдвинута, рукавицы за поясом, сапоги красные, спереди гармошкой присобраны, в руках плётка с соколиной головой. Красавец, хоть и рожа в шрамах. Выскользнул из седла, словно рыба из рук. Давиду поклонился, Фросе кивнул, Ретке подмигнул.