Примерно десять человек, которые скрывались и спокойно жили вне Устья, вышли, чтобы помочь расквартированным в их городах солдатам и осененным, как только вести дошли до небольших городов. Так долго общим врагом Цинлиры, объединившим нас, были мы сами. Грешные были более легкой мишенью.

Других грехоосененных не было. По крайней мере, никто из них еще не объявился.

– Значит, о Лощине позаботились, – сказала я, откладывая письмо от Кары в сторону и улыбаясь Маку. Старая Айви все еще не разговаривала со мной, но она будет жить. Я могла выносить молчание до тех пор, пока знала, что все они будут жить. – Между церковью, кладбищем и солдатами все должно быть в порядке.

Кладбище Лощины было больше самой маленькой местной фермы. Ни один житель Лощины не пострадает от Грешных.

– А как же Джулиан? – спросил Мак.

Он вел себя тихо, пристально глядя на меня каждый раз, когда я говорила о советниках и пэрах.

– Джулиан? – Я заколебалась, чтобы сдержать усмешку. Само имя этого человека заставляло мою кожу гореть. У меня не было связанных с ним хороших воспоминаний, остались только ярость и боль. Мой благотворец захныкал. – Он все еще верен своему пути. Я поговорю с ним в последний раз, но сомневаюсь, что он меня послушает. Тебя слушает?

Мак покачал головой. Вчера мы вместе навещали Джулиана, и он отказался со мной разговаривать. Уилл – нет.

Уиллу было много чего мне сказать.

– Я попробую еще раз, – сказала я со вздохом.

– За последние несколько дней он наговорил много ужасных вещей, но я знаю, что ты его любишь.

Мак бросил на меня странный взгляд.

– И ты его тоже. По крайней мере, раньше ты его любила. Представляю, как он говорил тебе что-то про выбор.

– Да, – сказала я, почти не слушая. У меня не было хороших воспоминаний о Джулиане Чейзе. Я не помнила ни смеха, ни улыбок, ни ночных разговоров. Я знала почему: многие из моих воспоминаний о маме были запятнаны тем же странным недостатком. – Мне нужно идти.

Я прокралась в пещеры рядом с Дверью. Алистер усердно работал, пытаясь закрыть ее, по пещерам эхом разносился стук костей и свист стали, скользящей по плоти Ханы. Другие заключенные не заметили меня в мерцании тусклого света. Джулиан тоже меня не заметил.

Он был весь в пятнах, как яблоко, слишком долго пролежавшее на земле. Я схватилась за прутья его камеры.

– Джулиан? – прошептала я.

– Кого ты убила на этот раз?

Он поднял голову, восемь линий, которые он вырезал на стене над головой, были похожи на корону.

– Ты все еще собираешься убить больше половины Цинлиры? – спросила я. – Или ты пересмотрел то, каким бы ты хотел видеть свое наследие?