– Лорена, еще не стемнело. – Он выпрямился, и его позвоночник хрустнул так громко, что я подпрыгнула. Дверь, все еще похожая на дверь в комнату моей больной матери, открылась порывом ветра и захлопнулась. Алистер наклонил голову, изучая ее. Я села на стол.

– Я думаю, она со мной играет, – сказал он. – Смотри.

Его губы скривились в усмешке, и из Двери выпала одна-единственная щепка. Рука начала слабо болеть, но с каждым вздохом боль становилась сильнее. Я зашипела. Ногти на моей левой руке исчезли.

– Мог бы и предупредить, – пробормотала я, осматривая бугристую кожу там, где раньше были ногти.

– Для такой большой двери у меня ногтей слишком мало, – промычал Алистер, делая пометку в блокноте. – Она все еще там.

Щепка все еще лежала на красной грязи.

– Другие исчезали быстрее, – сказал он. – Что в тебе изменилось?

Я пожала плечами.

– Возможно, имеет значение элемент неожиданности, – пробормотала я.

– Нет, Карлоу я тоже не предупреждал.

Трудно было сознавать, что этот юноша и тот, кто гладил мою челюсть пером из лебединого пера, – один и тот же человек.

Наконец, щепка погрузилась в грязь, и трещина в двери исчезла. Алистер закрыл книгу и прислонился ко мне.

– Я думал об этом. Хотел открыть Дверь, – прошептал он. – Я мог бы стать злодеем, если бы это освободило нас от неопределенности.

– Я здесь не для того, чтобы быть твоей совестью, – тихо сказала я, – но не тебе открывать Дверь.

– Я знаю. Я просто хочу, чтобы мы всегда понимали друг друга. – Он ухватил меня за лацканы пальто. – Ты редко носишь это в эти дни. Ты надела его для меня?

В эти дни я чувствовала, что нахожусь слишком близко к Смерти, чтобы беспокоиться о формальностях.

– Ты свое редко носишь.

Я засмеялась и коснулась его воротника.

– Какое это имеет значение?

– Почему перестала? – спросил он, одной рукой скользя по моим ребрам и поднимаясь к броши, приколотой к моей груди. – Я хочу понять.