Этот крестьянин так сильно напоминал своим видом жителей Вардов, что в памяти вампира всплыл тот день, когда народ, перепуганный и озлобленный, закидал его камнями.

— Извини меня, — прошептал с болью в голосе Уильям. Он едва сдерживал слёзы, когда кинулся к бородатому мужчине.

Это произошло так быстро, что тот не успел среагировать, хотя и был готов к нападению. Хрустнули кости в шее жертвы, и Уильям аккуратно вцепился острыми зубами в мертвеца, который умер быстро, к счастью и своему, и рыбака. Уильям осушил крестьянина и положил его на пол, посмотрел на последнего, бледного и до смерти перепуганного заключенного, и замер.

Он не чувствовал полного насыщения, как в прошлый раз, но и голода не было. Нащупав эту грань, достаточную для того, чтобы быть в сознании и не кидаться на людей, Уильям развернулся и кинулся из камеры. Он только что в полном сознании и ясном уме убил человека — и никакой голод не мог это оправдать.

Йева молча последовала за ним. Последний заключенный упал на пол, свернулся калачиком и разрыдался от ужаса и счастья одновременно. Ему казалось, он спасен. Но как же он жестоко ошибался, не зная о том, что Филипп намеревался спуститься в тюрьму до наступления ночи.

Уильям взял из рук стражника сменную одежду, оглядел себя и обнаружил, что в этот раз у него получилось выпить человека чисто и аккуратно. Поэтому он вытер губы и бросился к выходу из узилища.

— Вы не будете мыться? — прокричал вслед удивленный охранник, держащий в руках таз с водой, но Уильям не ответил.

Йева шла за ним по пятам. Что-то подсказывало ей, что Уильяма сейчас лучше не трогать. Обычно улыбчивый и понятный ей, сейчас он шел, нахмуренный и серьезный. Дочь Филиппа, рожденная вампиром, четко различала людей на тех, с кем можно общаться, а кто годится в качестве еды, и потому могла только догадываться о тех муках совести, что выпали на долю рыбака, бывшего человека.

По каменным ступеням широкого лестничного проема двое вампиров поднялись на четвертый ярус, свернули налево и прошли по ковровой дорожке бордового цвета, которую постелили в ожидании королевского посла. Впереди виднелась темная дубовая дверь кабинета.

Уильям испустил тяжелый вздох, чтобы прийти в норму и унять дрожь. Ладонью он постоянно вытирал губы — ему казалось, что весь его рот в крови, и это его раздражало, злило и пугало одновременно.

Филипп сидел за рабочим столом. Он уже переоделся, только мокрые волосы выдавали его недавний приезд. Перебирал пачку писем, но немедля отложил их сторону, едва Уильям и Йева вошли в кабинет. Граф откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе.