Я слежу за его взглядом – и вдруг понимаю, что он наблюдает за слезами, скатывающимися на простыню из уголков моих глаз. Понимаю, что дрожу и плачу, – и закрываю глаза, пытаясь унять рвущиеся рыдания.

Я не дам этому ублюдку насладиться моими страданиями. Не дам.

По крайней мере, пока лезвие бритвы не коснётся моего тела.

– После окончания школы я подтолкнул малыша Питера пойти работать в хоспис. Боли зверей мне уже не хватало, и я думал, что в хосписе получу то, что мне нужно. Я довольно скоро понял, что ошибался – мне не нужна была просто чужая боль. Жажду могла утолить лишь та боль, что причиняю я. Это ужасное чувство, жажда… Ты готов сделать всё что угодно, лишь бы от неё избавиться. А она не уходит, и есть один-единственный способ, чтобы она ушла, оставила тебя… на несколько месяцев. И только во время охоты – и того, что происходит в её конце, – только тогда я чувствую себя по-настоящему живым.

Резко встав, он делает шаг к столу, а когда возвращается к постели, в руках его блестит расправленная бритва.

Я слежу за ней почти заворожённо.

– Когда умерла бабушка… нет-нет, сама умерла, тут я ни при чём… малыш Питер уехал в Динэ и пошёл работать продавцом в лавке камней. Он так хотел стать нормальным человеком, совершенно нормальным… Он убегал от меня, убегал день и ночь. Думал, что похоронил меня в чулане, в лабиринте собственного сознания… но потом в его лавку вошла Абигейл. – Ликорис вновь опускается на колени перед кроватью. – Малыш Питер просто ничего не мог с собой поделать. Она так походила на его мать, так нуждалась в помощи… И он правда хотел помочь ей. Не мог не хотеть. Помочь ей убежать, спрятаться, справиться с потрясением. Тогда он и сделал это открытие – что наш с ним дар плохо работает на полукровках. Что ваши эмоции отличаются. А я и сам сперва думал, что мне хватит просто пить её боль… Но она взяла и так глупо влюбилась! Её счастье на вкус было чудесно, но не шло ни в какое сравнение с её болью. Той болью, что я почувствовал при первой нашей встрече. И мне просто снесло крышу. Мне очень нужно было снова ощутить её боль. А ещё… мне нужно было повторить то убийство, что дало мне жизнь. Ритуализировать – так, кажется, назвал это малыш Питер. Он же не зря пошёл в психологи: надеялся, это поможет ему узнать, как справиться со мной. – Он касается бритвой ложбинки на моей груди. Пока что – тупой стороной. – Я снова вытеснил малыша Питера в чулан. И вышел на свет. И когда я делал с Абигейл всё то, что я делал, впервые с момента моего рождения я чувствовал, что живу. А после этого я впервые в жизни почувствовал, что моя жажда утихла. И отступил в чулан, и сидел там четыре месяца, и позволил малышу Питеру жить той нормальной жизнью, о которой он так мечтал… Пока жажда не выгнала меня на улицы Динэ – в поисках следующей девочки, похожей на Абигейл. Или на тебя.