Весь город стоит на ушах после смерти Иерарха. Все немного сошли с ума, как будто не мужчина в возрасте отправился на покой, а, по меньшей мере, литосферная плита раскололась прямо в центре города. Но в этом есть и свои плюсы. Теперь не все двери запираются так крепко, и мы можем попасть туда, куда раньше путь был закрыт.

Я все еще не могу этого понять, как ни пытаюсь. Как может быть, что у нас не сохранилось достоверных письменных источников о событиях до Грехопадения? Чистые дни, согласно церковным канонам, это время всеобщего процветания и счастья, буквально вечное блаженство земной жизни. Но неужели в этом всеобщем процветании все было настолько хорошо, что бестии просто не вели никаких записей? Тысячи и тысячи лет, сотни поколений, сменявших друг друга. И ладно, предположим, что у них не было ни войн, ни конфликтов, ни экономических кризисов, которые стоило бы подробно описать в летописях. Даже допустим, у них и летописей-то не было вовсе, потому что каждый день был прекрасен и похож на предыдущий, как две капли воды. Но искусство! Почему не осталось ни одной картины, ни одного, Зверь его дери, наскального рисунка? Ни стихов, ни поэм, ни скульптур. У нас в университетах даже нет такой специальности — искусство древних. А все произведения, которые в разные времена считались образцами эпохи Чистых дней, были публично признаны фальшивками. Это выводит меня из себя. Я словно бьюсь лбом в каменную стену. Словно мы всем миром в нее бьемся, когда пытаемся залезть слишком глубоко в прошлое. Нас словно туда не пускают. Я уже звучу как параноик? Почему за столько лет никто не задавался очевидным вопросом — может быть, Чистые дни были не такие уж чистые? А как тебе идея о мировом заговоре длиной в две тысячи лет? Что, если Грехопадения и земного блаженства, что ему предшествовало, и вовсе никогда не было? Что, если все это время Церковь нас обманывала?

Мне кажется, мы с Горацио вышли на след чего-то по-настоящему крупного. Я бы хотела иметь возможность поговорить с тобой лично, Хани. Чем больше я узнаю, тем сильнее это меня пугает. Теперь я почти уверена, что они что-то скрывают от нас. Что-то… очень большое, что изменило бы вообще все, понимаешь? Горацио начинает беспокоиться, говорит, что ему чудится, будто за нами следят. Поэтому это будет мое последнее письмо. Мы постараемся как можно скорее выбраться из Этерия. Надеюсь, скоро увидимся.

Джен».

Я не хотела начинать переживать раньше времени. Всему могло быть объяснение. Нехватка фактических данных — самый верный вариант. Если мы чего-то не знали или не могли найти, это не значило, что его не существует в природе или что единственное объяснение этому — мировой заговор или что-то паранормальное. С другой стороны, я бы уже ничему не удивилась. Однажды заглянув за кулисы того, что всем нам преподносилось как единственная объективная истина, я больше ничему не могла доверять на сто процентов. Любой известный предприниматель мог на поверку оказаться криминальным авторитетом, похищающим бестий или торгующим наркотиками. Любой священнослужитель мог скрывать семейную тайну, которая бы поставила под угрозу авторитет всей Церкви в глазах общественности. Любой бродяга с улицы или мальчишка из борделя могли оказаться частью чего-то настолько большого, сложного и запутанного, что их роль в общем замысле даже не получалось толком осознать.