— Ну тут все просто, — с готовностью пояснил Дуглас. — Его мать постоянно его сопровождает, как и его телохранители. Те, кто чувствует запах омеги, думают, что это ее. Не удивлюсь, если Констанс за годы жизни в среде представителей Церкви научилась подавлять собственные феромоны, и таким образом не смешивать их с феромонами сына. А агрессивный запах сопровождающих его альф завершает картину, создавая вполне правдоподобную иллюзию.

— Но так же не может продолжаться вечно, — с тревогой покачала головой я. — Рано или поздно кто-нибудь поймет, кто-нибудь что-нибудь заметит!

— Если даже госпожа Боро научилась подавлять свой запах, то и Медвежонок сможет, — заметил Йон. — В крайнем случае всегда можно использовать духи с феромонами альф или что-то подобное. Не думаю, что они не найдут способ, ведь в конце концов от этого зависит слишком многое.

— Согласен, — подтвердил Дуглас. — И Дани, и Констанс прекрасно понимают цену ошибки в таком деликатном деле. Пока еще репутация юного Боро недостаточно окрепла, чтобы подвергать ее такому испытанию.

— Пока? — переспросила я. — Вы думаете, что может настать такое время, когда общество будет готово принять гендерно нечистого священнослужителя?

— Наверное, в этом и кроется корень проблемы, — задумчиво проговорил Дуглас. — В самих этих словах — гендерно нечистый. Я сам долгое время воспринимал их как должное, не видя в этом ровным счетом ничего унизительного или дискриминирующего. Ты просто привыкаешь жить в какой-то реальности с определенным набором… дефиниций и устойчивых выражений. А потом в какой-то момент вдумываешься в их смысл, и тогда становится не по себе. Называя бестий, подобных Дани, нечистыми, Церковь Чистых дней как бы отторгает их, выводит за границы собственной парадигмы, противопоставляет самой себе. Чтобы изменить свое отношение к таким, как он, мы должны в первую очередь отказаться от самого этого определения. Вообще в принципе. Все бестии равны, как бы ни соотносились между собой их пол и вид. И когда эта идея достаточно укоренится и окрепнет в общественном сознании, тогда правда о Дани Боро перестанет быть возмутительной и скандальной. Да, на это могут уйти долгие годы, даже десятилетия, но это единственный способ сделать это правильно. Проблема не в том, кто он такой и что его отличает от прочих служителей Церкви, а в том, почему и из-за чего мы изначально считаем это неправильным.

Его слова глубоко запали мне в душу, и, обдумав их как следует, я пришла к выводу, что старый священник был прав. Это дарило мне надежду — пусть призрачную, обманчивую и зыбкую, но все же надежду на то, что перемены возможны. И что рождение Медвежонка, вся его судьба и нынешнее положение действительно можно считать судьбоносными, даже если в конечном счете он просто станет той первой ласточкой, которая возвестит о неизбежных и кардинальных переменах в нашем обществе. Может быть, в какой-то мере это было даже круче, чем некое необъяснимое и загадочное исцеление угасающего рода бестий благодаря магической силе, заключенной в его маленьком худеньком теле. В том, как способен меняться мир, его обитатели и их суждения, как ненависть и отрицание медленно и постепенно, но все же оборачивались принятием и готовностью к пониманию не таких, как все, было, на мой взгляд, куда больше магии.