— А что ты сам думаешь об этом? — уточнил Йон у него.
— Что все действительно происходит слишком быстро, — ответил он, смущенно улыбнувшись. — Но мне… нравится спать в чистой постели и иметь возможность мыться в собственной ванной. Мне кажется, я даже начал набирать вес, потому что не могу перестать есть сладкое. А мама совсем не помогает. — Он выразительно сверкнул глазами в сторону блюда с печеньем и тут же сунул в рот остатки того, что еще держал в руках.
— Я бы сказал, что немного поправиться тебе не повредит, — отметил Йон. — Особенно если действительно хочешь походить на альфу.
— Мне не хватает наших утренних тренировок, сестренка, — признался Медвежонок, повернувшись ко мне. — Было бы здорово, если бы мы могли снова заниматься как раньше, да?
— Ездить… далековато будет каждое утро, — отозвалась я с неловкой улыбкой. — И тебе правда не стоит переживать из-за пары лишних килограммов. Как говорил мой папа, настоящую красоту ничем не испортишь.
— Ну вот, я же тебе говорила, Дани, они не станут любить тебя меньше, а ты переживал, — довольно проговорила госпожа Боро. — Внешность не важна, когда любишь кого-то по-настоящему, правда, Йон?
— Правда, — отозвался он, прищурившись с легким непониманием. — А почему вы спрашиваете об этом именно меня?
Она не ответила, только улыбнулась себе под нос, склонив голову. Потом они заговорили снова — о кардинале, расстановке сил в кругах церковной элиты и о грядущих выборах Иерарха. Сейчас победа Боро была практически свершившимся фактом, и «воскрешение» его сына сыграло в этом далеко не последнюю роль. Почти уверена, что старый урод и подумать не мог, что столь ненавидимый им ребенок может стать его счастливым билетом в желанное будущее. Все четверо с большим энтузиазмом обсуждали грядущее возвышение Дани, упоминая множество имен, дат и событий, о которых я не имела ни малейшего представления. При всем моем желании участвовать в разговоре или хотя бы поспевать за ходом его основной мысли я вынуждена была признать, что все эти церковные дела были для меня чем-то совершенно далеким, сложным и неинтересным в той мере, в какой могут быть неинтересны какие-то абстрактные глобальные вещи, пусть даже так или иначе затрагивающие каждого. Я хрустела печеньем, пила чай и смотрела в окно, за которым задорно вращались газонные поливалки, разбрызгивающие вокруг себя воду. Под определенным углом в этой сверкающей россыпи проступала радуга, и это было красиво.
Интересно, каково было жить в таком большом доме? Вставать каждое утро и знать, что тебя ждет отглаженная рубашка и горячий завтрак, который подали горничные. Ходить по этим огромным светлым коридорам, залитым солнцем, слушать, как щебечут птицы и шепчет листва за окном. Такие особняки очень часто показывали в фильмах о событиях начала прошлого века, и они чаще всего становились местом действия либо для любовной, либо для детективной драмы. Мне же он был ощутимо широк в плечах. С эстетической точки зрения большое количество света и пространства выглядело выигрышно, но я слишком привыкла к уюту нашего маленького чердака, где бархатная темнота слегка расступалась лишь от света торшера. Это место было красивым в каком-то кинематографическом смысле, но я не чувствовала в нем чего-то живого, какого-то сердца, вокруг которого могло бы строиться все остальное. Оно походило на картонные декорации, которые можно было при желании проткнуть насквозь. И Медвежонок в них тоже выглядел каким-то слишком чужим.