Пергамент с нацарапанными на нем символами, который так и парил в воздухе над ларцом, хоть и не было никакого ветра, способного удержать его, вдруг начал извиваться. Даже сквозь пелену боли Тирта разглядела, как он стал меняться. Свиток приобрел форму птицы – но не серой, служившей посланником Нинутры. Эта птица была темнее, оперение ее было черно, как окружающая их туча.

У нее… у нее не хватало лапы. Голова птицы поникла, а крылья вздымались с таким усилием, что она едва держалась в воздухе. Но она летела прямиком на Ранэ. И последним, отчаянным рывком устремилась к лицу Темного, словно пытаясь выклевать ему глаза, – Тирта слыхала, что когда-то так делали обученные боевые соколы.

Темный вскинул руку и отшвырнул птицу. И в этот миг лапа, находившаяся так близко от тела Тирты, пришла в движение. Меч Силы, найденный в месте смерти, пронесся по воздуху над ларцом – и, казалось, зачерпнул света еще и из него – и ударил в темную грудь угрожающего им существа.

Взметнулось красно-черное пламя – если бывает пламя двух этих цветов сразу. Эта вспышка, этот поток энергии ослепил Тирту. Она почувствовала, как что-то сжимает ее руку, возвращавшуюся к жизни – и к боли. Рука Нирела прижалась к ее рукам, истерзанным и изорванным, и давила на крышку ларца, закрывая его. Тирта изогнулась в последнем приступе боли и наконец закричала, словно разрывая само горло.

Убаюкивающее довольство, ощущение правильности мира. Какого мира? Где? Она умерла. Может ли умершая чувствовать биение сердца, вдыхать ароматный ветер полной грудью? Боли не было, лишь только…

Тирта медленно открыла глаза. Над нею сияло солнце – солнце начала лета. Девушка чувствовала себя более живой и сильной, чем за все ее полные тягот годы, как будто она и вправду прежде была мертва и лишь сейчас пробудилась к жизни. Ее тело было цело. Тирта инстинктивно, не задумываясь, воспользовалась своим чутьем целителя, чтобы убедиться в этом. На самом деле она словно бы стояла над телом, вне его, и заглядывала в него. Ни сломанных костей, ни каких-либо травм. Она исцелена!

Она лежала в странном месте – яме, заполненной красной грязью, и от этой грязи пахло, словно от некоторых знакомых ей трав. Послышалось постукивание. Тирта посмотрела на себя. Грязь, покрывающая ее тело, засохла и превратилась в корку. Какая-то птица уселась на холмик над ее поднятыми ногами и клевала корку, а та осыпалась под ударами клюва. Какая-то? Это был сокол, черный, сильный и стоящий на двух ногах!

Рядом кто-то пошевелился. Тирта быстро повернула голову. Нирел стоял на коленях, как в тот момент, когда они объединились, чтобы открыть ларец. На темных волосах не было засохшей крови, и ран было не видать. Он тоже снимал с нее корку, снимал двумя руками! Грозная лапа исчезла, и все десять пальцев сноровисто трудились.