Теперь в доме было непривычно тихо и чисто, словно в аптеке. Старый Астерикс давно почил, дед Эмиль сделался слишком стар для слесарных дел, и давно минули те дни, когда в этих стенах раздавались детский смех и топот маленьких ножек. Не изменила себе одна лишь бабушка — она была по-прежнему готова взяться за щётку для пыли или пылесос, когда чувствовала, что её верная гвардия домашних механизмов не справляются со своими обязанностями.

Этот дом не был ни современным, ни богатым. Любой архитектор нашел бы немало изъянов в его планировке, дизайнер — в интерьере, а специалист по домашней электронике начал бы ворчать, что цифровая начинка жилища устарела ещё в ранних 2100-ых. Но у него была душа. Маленькая Саша почувствовала её, ещё когда исследовала его ползком и первыми неуверенными шагами, глядя на крутую лестницу как на неприступную горную вершину, на цветник во дворе — как на непроходимые джунгли, а на люк, ведущий в погреб — как на зловещую пещеру, в которой живут чудовища.

Переступив порог столько лет спустя, она сразу поняла — душа дома всё ещё на месте, и никуда не денется, пока живы его хозяева. Он всё так же глядит на неё невидимыми стариковскими глазами, безмолвно укоряя за долгое отсутствие, но в большей степени радуясь, что блудная дочь наконец явилась проведать его. Пусть даже и в последний раз.

— Давай, присаживайся, Сашенька. Чего ты как неродная? И глаза у тебя, смотрю, остекленевшие, словно ты и не со мной сейчас. Ты что же это, до сих пор не выключила свою электронику? Давай-ка, выключай! Я не шучу. Переводчик-то тебе, небось, не нужен, ты же язык ещё не забыла? Сколько лет тебя не было! Побудь, хоть в последний раз, с нами с дедом полностью, а не краешком уха…

Поддавшись ласковым, но не терпящим возражений уговорам бабушки, которая до сих пор не утратила удивительной способности находить подход к строптивому Сашиному характеру, она наконец отключила нейросеть, дважды ответив на уточняющие вопросы «Афины», что подтверждает эту свою команду.

Гулкая пустота, наступившая в её в голове, где за миг до того бушевал торнадо из клочков данных, огрела её, словно обухом. В первый миг ей показалось, что её мозг, оставшись без костылей в виде нейросети, вообще утратил способность самостоятельно мыслить. Найти ответы даже на простейшие бабушкины вопросы, вроде «Как добралась?», ещё и на подзабытом французском, занимало уйму времени. Всё, что она могла — невидящим взором пялиться на старые разводы на поверхности обеденного стола или прислушиваться к жужжанию осы у окна. Но забота бабушки, которой не требовалось ничего, кроме как накормить любимую внучку свежим запеченным провансальским тианом, и поворковать о любой ерунде, какая приходила в голову, помогла голове понемногу заработать снова, подобно тому, как запускает больной желудок лёгкий питательный бульон.