Моды нет-с.

Местные напротив все больше бороды растят, не понимая, что сие уже немодно. У них, Канопеньских жителей, собственный взгляд на то, каковым мужчине быть надлежит. И кажется, весьма скоро Никитке придется местечковым порядкам соответствовать.

Он протянул было руку, но существо, что устроилось на подушке подле головы девочки предупреждающе зашипело.

А Лилечка открыла глаза.

— Что? — тихо спросила она.

— Спи, дорогая, — поспешила заверить Анна Иогановна, поправляя пуховое жаркое одеяльце. — Мы просто посмотреть…

Она сцепила бледные тонкие пальцы и уставилась на Дурбина, который кивнул, хотя вполне искренне полагал, что посмотреть девочку можно было бы и утром.

Впрочем…

Он и утром посмотрит, и позже, перед обедом, и после оного, и вечером, убеждаясь в том, что против всякое логики и правил, Лилечка… выздоравливает?

Пожалуй, о том говорить рано, но… тонкое тело её выправлялось, наливалось цветом, да и сама Лилечка за прошедший день стала… живее?

Пожалуй что.

Он все-таки коснулся влажноватого лба и замер, вслушиваясь, как бьется маленькое сердце, отмечая, что ритм его выровнялся, да и не только его.

Там, внутри хрупкого этого тела, что-то происходило. Что-то важное, противоречащее всему, что Дурбин знал, но если у него выйдет разгадать эту загадку…

…он сможет вернуться.

И вовсе не заштатным целителем, одним из многих, вынужденных влачить жалкое существование да угождать клиентам.

Нет…

Сколько их, вот таких вот, обреченных, подобных этой вот девочке, которая не должна была дотянуть до осени, но теперь…

— Все хорошо, — он искренне улыбнулся, радуясь даже не тому, что Лилечке стало легче, скорее уж этой, взявшейся из ниоткуда, надежде.

…если получится…

Лысое создание продолжало смотреть. И Дурбин мог бы поклясться, что оно видит его, Никитку, насквозь, со всеми его мыслишками и… а если это оно?